Тирания часов стала очередным этапом борьбы между христианской концепцией времени и тем, что историк Жак Ле Гофф называет «временем купцов». Согласно официальной церковной доктрине, время было божьим даром и потому не подлежало продаже. Отсюда противодействие со стороны церкви ростовщичеству – предоставлению денег в долг под процент, использованию времени для получения прибыли. В результате этой борьбы страдали торговцы, чей бизнес зависел от кредитования. В более широком смысле любой коммерческий успех был в значительной степени основан на умении использовать время в своих интересах: знании, когда покупать дешево и продавать дорого, сколько времени занимает доставка груза, как будут колебаться валютные курсы и вероятные цены на урожай следующего сезона, а также как рассчитать минимальные сроки выполнения работы. Растущий купеческий класс средневековой Европы состоял из людей, полагавших, что «время – деньги», а вовсе не божий дар.
Постепенно благодаря повсеместному распространению башенных часов купеческое время стало вытеснять церковное. В 1355 г. колокола новой башни во французском городке Эр-сюр-ла-Лис по инициативе купцов, управлявших коммуной, и с разрешения королевского наместника начали отбивать часы торговли и время работы суконщиков на основном городском производстве. В 1374 г. в Кельне всего через четыре года после появления городских часов был впервые принят закон, устанавливавший точное время обеденного перерыва для работников. «Часы, – пишет Ле Гофф, – стали инструментом экономического, социального и политического господства купцов», способствуя зарождению капитализма[52]
.Довольно долгое время точность башенных часов ограничивалась часом или максимум четвертью часа, но к XVIII в. на многих часах появилась минутная стрелка, а спустя столетие обычным делом была уже секундная стрелка[53]
. Наиболее авторитарным проявлением этой новой способности точно измерять время стали фабричные часы – главное оружие промышленной революции. Как утверждает историк и философ Льюис Мамфорд, именно «часы, а вовсе не паровой двигатель, являлись ключевым механизмом индустриальной эпохи»[54]. Вскоре были введены табели учета рабочего времени и наказания за опоздания. Разбивая время на все более мелкие интервалы, хозяева предприятий могли измерять скорость работы с точностью до секунды и наращивать темпы производства. Тех, кто пытался противодействовать новому режиму, сохраняя прежний темп работы, попросту увольняли. Тирания часов, обеспечившая расцвет культуры утилитарной эффективности, блестяще описана Чарльзом Диккенсом в романе 1854 г. «Тяжелые времена»: кабинет мистера Грэдграйнда украшали «убийственно точные часы, которые каждую отмеренную секунду сопровождали зловещим стуком, словно приколачивали крышку гроба».Жажда скорости, воплощенная в фабричных часах, символизировала торжество линейного времени. Естественные циклы Луны или времен года потеряли свою значимость, их место заняла искусственная концепция минут и секунд. Далекое будущее начало теряться во мраке, а настоящее – вырисовываться все четче.
Время превращается в деньги. Очередь к машине учета рабочего времени на шоколадной фабрике Rowntree в Йоркшире (1933 г.)[55]
Эта тенденция усилилась благодаря транспортной и коммуникационной революциям XIX в. Паровозы, появившиеся в 1830-х гг., резко ускорили темп повседневной жизни по сравнению с неторопливой эпохой лошадей и повозок, а телеграф и телефон победили не только пространство, но и время, поскольку больше не нужно было неделями и месяцами ждать письма. Сегодня интернет и мессенджеры полностью глобализировали настоящее, ускорив информационные потоки в мировом масштабе. При этом они создали новое орудие краткосрочности, которое угрожает намертво запереть нас в ловушке «здесь и сейчас», – цифровое отвлечение.
Цифровые технологии как ничто другое способны захватывать наше внимание. Вряд ли кому понравится GPS, которая неверно показывает маршрут и уводит от цели, но именно этим и занимаются технологии, позволяющие ориентироваться в информационном пространстве[56]
. Мы выходим в интернет, чтобы сделать что-нибудь полезное, например записаться на прием к врачу, однако вскоре начинаем смотреть пародийные ролики на YouTube, покупаем новый коврик для йоги или проверяем электронную почту (в который раз). Приложения и веб-сайты социальных сетей разрабатываются с целью вовлечения: мы должны кликать, прокручивать и вообще касаться экрана как можно чаще, чтобы просмотреть больше рекламы или страниц. Цель технологических компаний – погрузить нас в цифровое настоящее, отвлекая от собственных намерений. Увы, долгосрочное мышление в этой ситуации, как правило, проигрывает. Шон Паркер, один из основателей Facebook[57] и ее первый президент, открыто признает, что охота за нашим вниманием была осознанной целью компании: «Вопрос ставился так: как максимально завладеть вашим временем и вниманием?»[58]