На Афон

На Св. Афоне установлен обычай – в Великий четверг елеосвящать всякого и к этому готовятся весь пост. Пришло время елеопомазания – во время утрени, когда помазывается народ священником за всякой всенощной. О. Игумен Архимандрит Мисаил подошел к Владыке, который стоял на отведенном ему месте и предложил и ему помазаться елеем. Владыка сказал: «Как же Батюшка я буду помазываться? я не готовился… был в пути», а о. игумен говорит: «О, Владыко Святый, вы не готовившись гораздо готовее нас готовившихся». Тогда Владыка, чтобы не перечить сказал: «Только за послушание Вам, Батюшка, сделаю как прикажете и верю, что за Ваши святые молитвы Господь с меня не взыщет». Игумен поклонился низко Владыке, а Владыка ему ответил таким же низким поклоном. В это время читался чин елеосвящения полностью, как положено в требнике: читались 7 евангелий и 7 апостолов и все молитвы, все подряд, как положено, затем началось помазание елеем. Первый приложился к образам Владыка, а за ним Игумен, и Владыка стал на свое место. К нему принесли елей, подошел о. игумен и помазал Владыку елеем: лоб, бороду, обе щеки, уши и руки. Затем Владыка взаимно сделал то же самое Игумену и Игумен стал рядом с Владыкою. Подошли иеромонахи по чину. Владыка помазал первому лоб, бороду, щеки и уши, а о. игумен сверху руки и ладони. Затем последующему Владыка помазывал только лоб, а все остальное помазывали уже ставшие вслед за игуменом старшие иеромонахи. Так подходила вся братия и богомольцы, вообще все, кто был в храме.

Было очень трогательно и умилительно. Владыка после прихода из церкви сказал мне:

– Ну, вот видишь, Федя, как хорошо, теперь и умирать не страшно.

Так началась наша жизнь на Св. Афоне.

Разрешение на служение исходатайствовали не скоро, прошел целый месяц, пока пришло это разрешение из Цареграда. О. Игумен очень волновался по поводу этой задержки, так как было несколько пар ставленников к рукоположению во иеродиаконы и иеромонахи и духовный собор монастыря естественно заботился, чтобы сии рукоположения Владыка совершил, что потом и было сделано. Однако, всех рукоположений конечно невозможно было успеть сделать, так как в каждом монастыре русском были кандидаты для рукоположения.

Владыка очень часто служил посещая монастыри и скиты Андреевский, Ильинский и некоторые келлии, везде и всюду неся утешение братии и умиление от служб, и особенно от личного простого, отеческой любви и смирения исполненного, отношения. Надо было видеть с какими вопросами обращались старцы к Владыке. Какой-нибудь совершенно незначительный грех, который не то, что миряне, но и современные монахи за грех не считают, они приходили и чуть не со слезами сокрушения исповедывали при мне Владыке, при чем, волнуясь, называли его то Владыко Святый, то Батюшка, и, когда спохватывались, еще больше волновались. Рассказывали свои тяжкие грехи: «вот, батюшка, будучи на подворье в Одессе, по послушанию, я спал без подрясника и без скуфьи»… Другой жаловался, что иногда после повечерия пил воду и т. д.

«Их чистые души всякую малейшую соринку чувствуют на своей душе, не то что мы грешные толкущиеся в миру – целые горы носим на своих душах и нам все кажется, что ничего особенного нет у нас» – говорил потом Владыка, когда я резонировал по-своему, что это де просто старцы не знают, что им сказать.

Приходил один старец, который написал массу акафистов и брошюр. Он был знаменит среди афонцев, особенно келиотов, тем, что рассылал всюду иконы в благословение от Св. Горы и за это благословение ничего не требовал, а только за упаковку и за веревки, которыми увязана была упаковка. Сей старец не мог лично беседовать с Владыкой, ибо у него не хватало слов, он беседовал письменно: приносил целый список своих мыслей и вопросов и передавал Владыке, который терпеливейшим образом прочитывал и давал ему уже словесно ответы и советы.

Проповедей Владыка по тамошнему обычаю за литургией не говорил, там этого не любят: на всенощной, на утрени, говори хоть 2 часа, – слушают и умиляются, а за литургией не любят, ибо если затянется служба, то братия лишается того небольшого отдыха, который положен.