На арене со львами

Время от времени (не слишком часто, не то ему бы не выдержать) Моргану чудилось, что занавес поднят, декорации убраны и в центре сцены, озаренном прожекторами,— весь разлагающийся мир. Лишь на единый миг — взгляд едва успевал различить мух, ползающих по запекшейся крови, как падал спасительный занавес, прожекторы тускнели и где-то в полумраке раздавались звуки вальса. А потом маска, под которой прячется мир, вновь обманет и успокоит зрителей, но оправятся они не скоро. Еще долго смех их будет вымученным, но выбора у них нет: смейся, если не хочешь плакать. Вот так и они с Андерсоном в тот вечер пили и заставляли себя смеяться — быть может, излишне громко,— и к вопросам, затронутым вначале, они вернулись, только когда Адам Локлир встал, собираясь уйти.

— Вы не сомневайтесь, я ваши намеки прекрасно понял,— сказал Андерсон, окидывая взглядом коренастую фигуру Адама.

— Я отнюдь не пророк.

— Самый настоящий! И я понял те намеки, которые предназначались мне. Не извольте сомневаться. У нас только одна цель, Адам. И мы поможем тем, кто живет в Согесе. Мы ничего не хотим для себя и ни от чего не прячемся. Мы предадим истину гласности, добьемся проведения кое-каких законов и, возможно, даже поможем кое-кому достаточно зарабатывать и есть досыта.

Морган впервые услышал, как он употребил это монаршее «мы».

— Вот потому я сейчас здесь.— Адам улыбался.— Вы же сами с этого начали.

Андерсон заговорил, сначала медленно, постукивая рукой по столу, потом его речь убыстрилась, хотя голос оставался тихим.

— И я повторяю сейчас. Послушайте, я ведь не восторженный оптимист в розовых очках и знаю, в каком мире мы живем; мне достаточно вспомнить отца, и любая иллюзия исчезает бесследно. Но всякий раз, когда я бываю в таких местах, как сегодня, всякий раз, когда я вижу детей, доведенных до такого состояния, всякий раз, когда я вижу, как жадные подлецы, вроде Мичема, или мошенники, вроде Тобина, наживаются на человеческой нужде и беззащитности… послушайте, Адам, у меня все внутри переворачивается, мне стыдно, что я человек. И в глазах у меня темнеет от бешенства — ведь что бы вы ни говорили, а я знаю, что мир вовсе не обязательно должен быть таким. И во мне просыпается Старый Зубр, а он в ярости мог все вверх дном перевернуть и свернуть шею кому угодно. Может, нам это не удастся, но одно я обещаю твердо: они нас заметят, они почувствуют, Адам, что мы тут.

— Надолго ли? — сказал Адам.— Завтра вечером я передам вам все материалы на Тобина.

Он кивнул Моргану и, погладив Андерсона по плечу, пошел к двери. На более дружеский жест человек с закалкой Адама Локлира вообще вряд ли был способен. Позже Морган решил, что этим, возможно, исчерпывалось не все, возможно, Адам почувствовал то, что уже надвигалось, а возможно, он знал, что семена гибели почему-то всегда зреют в плодах торжества.

Адам весьма скептически оценивал человеческие возможности. Морган это знал. Адам, по собственным его словам, жил в вечном страхе перед той минутой, перед теми обстоятельствами, которые его доконают, и безоговорочно верил в их неизбежность. Но еще больше он страшился не заметить, как это произойдет. Быть может, в тот вечер Адам, веря в искренность заверений Андерсона, уже предвидел, что падение его будет тем тяжелее. И быть может, погладил он Ханта по плечу не в знак дружеской привязанности, а в знак сочувствия, солидарности.

Адам ушел, но Андерсон и Морган продолжали сидеть за столиком, негромко переговариваясь. Пьяны они не были, но все еще не пришли в себя от впечатлений дня. Андерсон отказался от виски, и Морган заказал еще порцию только для себя.

— Пожалуй, не стоит больше пить. Попозже сюда доставят материал, который мне нужно будет изучить до завтрашнего утра. Послушайте, среди ребятишек, которые ходили за нами по лагерю, сколько было белых, а сколько черных?

— Не заметил.

— Я тоже. А ведь это любопытно, учитывая, что мы южане. Нищета стирает даже разницу в цвете кожи.

— Скажите, друг мой, вам не пришло в голову, что большинство сезонников на Атлантическом побережье все-таки черные, а фермеры — все белые?

— Ну и что?

— Право же, может, не так уж плохо, что до новых сенаторских выборов в нашем штате еще целых пять лет.

— Ну, об этом я пока могу не беспокоиться.

— С другой стороны,— Морган смотрел на Андерсона через край бокала,— человеку с южным акцентом в Белый дом попасть, пожалуй, можно, только если не тащить с собой на Север расовую проблему.

Андерсон засмеялся, не спуская глаз с Моргана.

— Это вы слишком, Рич, я ведь всего-навсего первоклашка.

— Ну, если вы опрокинете Хинмена, как задумали, на том месте, которое было приготовлено для очередного президента Соединенных Штатов, образуется порядочная дыра.

— Тем лучше, коль скоро речь идет о Хинмене. Но вряд ли в эту дыру сунут того, кто его опрокинул.