— Да, друзей в партии вы себе этим не завоюете, зато какие будут заголовки! Сколько часов в телевизионных программах это вам принесет! И сколько людей проникнется убеждением, что вы разъезжаете на белом коне, сокрушая зло. А в данную минуту, кроме Хинмена, ведь никого подходящего нет. Он всех вытеснил.
— Вы просто спятили. Вам прекрасно известно, что…
— Если вашу кандидатуру выдвинут, вы откажетесь?
— А, идите вы к черту!
Андерсон улыбался радостно и чуть-чуть смущенно.
Тут Морган понял, что повторяет Андерсону его собственные мысли.
— И позвольте дать вам совет: в следующий раз, когда вы отправитесь в такое зловонное местечко, захватите с собой фоторепортера.
— Я уже думал об этом. Но только для подтверждения. А! Вот и она.
Андерсон помахал рукой.
Между столиков торопливо шла высокая стройная девушка с толстой папкой в руках. Она улыбалась, и Морган ее узнал.
— Как раз вовремя,— сказал Хант. Оба встали, и Морган пододвинул стул от другого столика.— Познакомьтесь: Элис Роджерс… Рич Морган.
— По-моему, мы уже встречались, верно?
Элис села и закинула ногу за ногу.
— До последнего времени я работала у Берта Фуллера. Может быть, мы там виделись?
— Вероятно. Берта я давно знаю.
— Нет, вы поглядите на эту пачку!
Андерсон покачал головой в притворном отчаянии.
— Гляжу,— сказал Морган.— И меня сильно тянет напиться, а поэтому я уж лучше пойду.
Андерсон посмотрел на Моргана с ехидной усмешкой.
— А не заказать ли нам еще по маленькой на прощанье?
— Нет, спасибо, с меня довольно. А вам пора браться за работу.
Морган похлопал по папке.
— Спокойной ночи, мистер Морган.
Элис Роджерс держалась с такой независимостью, словно думала, что Морган и правда поверил, будто она приехала сюда из Вашингтона просто как курьер. Выходя из ресторана, Морган вдруг позавидовал Ханту, потом рассердился на него за политическое лихачество, потом вспомнил Кэти, и сердце у него забилось сильней. «Вот, значит, как», — подумал он.
Что касается Элис Роджерс, то скоро выяснилось, что она просто светская девица, для которой жалованье — всего лишь карманные деньги, а работа — приятное развлечение (ах, так
К тому же Морган успел убедиться, что человек, способный выступить соискателем самой высокой, самой почетной и самой ответственной должности в стране, готовый поставить свою личную жизнь и все свои надежды в зависимость от непредсказуемого решения миллионов людей, которых он не знает и никогда не видел,— такой человек, как правило, не ищет глубокой и подлинной близости с женщинами (или женщиной) . Он слишком отчужден для этого. Он не способен увидеть в женщине, даже в собственной жене, сложную человеческую личность, с индивидуальными мечтами, стремлениями и потребностями. Людей он вообще не замечает. Пусть, по общепринятым нормам, он порядочен, добр, человечен, но он должен полностью подчинить себя своей миссии, своему стремлению занять то место, которое, как он убежден в глубине души, предназначено для него, а потому любые личные, к чему-либо обязывающие отношения ему противопоказаны. И веря в свою избранность, разве может он признать, что и у других людей есть нужды, равные его собственным, что и они способны на свершения, мысль о которых озаряет его собственные дни? Подобно художнику, который ценит только собственное искусство, политик, осознавший свое призвание, не видит ничего, кроме намеченной цели.
И еще одно. В тот вечер за ужином, после поездки в Согес-Два, Морган спросил у Андерсона его мнение, почему человек с таким будущим, как Хинмен, не порвал с «Агро-Упаковщиками» столь решительно, что никто уже не мог бы проследить его связь с ними? Почему он вообще принял участие в этом сомнительном предприятии? Почему человек, задумавший стать президентом, не позаботился убрать со своей дороги такой ничтожный камешек преткновения?