На арене со львами

Морган остановился и поглядел на мальчика. Значит, он давно уже все понял. Но что ему скажешь? Извини, мне очень жаль, что так получилось?.. Нет, уж лучше промолчать вовсе, подумал он, разглядывая худую, скорбно сгорбленную спину, тонкую, длинную шею, склоненную голову. Голова у него совсем как у Ханта. Как можно объяснить кому-либо, что у жизни свои законы? И даже если б это удалось объяснить, все равно никакие слова ничего не оправдают. Жизнь сама себе служит оправданием или же обходится вовсе без оправданий, и когда она отбрасывает человека прочь или сбивает с ног, надо встать и идти дальше, чтобы все понять самому. Даже рассказчик не может тут ничего другого придумать.

Морган прошел по знакомому коридору и постучал в дверь. Сердце гулко билось в груди, как всегда бывало, когда он должен был встретиться с Кэти после разлуки. Услышав ее голос, он не сразу сумел повернуть дверную ручку — она совсем разболталась от старости. Наконец дверь отворилась, и Морган переступил порог.

Кэти стояла у окна, освещенная ярким утренним солнцем, спиной к двери. В комнате было не жарко, но и не слишком свежо — Кэти любила умеренную прохладу. Эта комната служила ей не только спальней, но и гостиной: на столике возле дивана стояли кофейник, чашки и одна роза в тонкой хрустальной вазочке на серебряном подносе. Кровать была застелена розовым покрывалом, но вообще здесь было мало женского: всюду в беспорядке валялись книги, на стене висели семейные фотографии, а в углу стоял гимнастический велосипед.

Морган вошел, бесшумно ступая по толстому ковру.

— Велела бы ты починить наконец дверную ручку,— сказал он, как уже не раз говорил прежде.

Она обернулась и бросилась в его объятия. На ней был широкий стеганый халат, достававший почти до полу, и ни следа косметики на лице; она даже не надушилась своими духами в это утро. В углах ее пухлых губ залегли морщины, а под глазами, бледно-голубыми в утреннем свете, были круги; никогда уж глаза эти но будут таинственными или манящими, как в минувшие дни, но Моргану это было безразлично. Он знал всю ее широту, всю глубь ее души, знал, какое щедрое у нее тело, какой притягательной силой она обладает,— и все это слагалось для него в образ красоты, которая никогда не померкнет, никогда не утратит обаяния, властно влекущего неуемным жизнелюбием и неисчерпаемым разнообразием. Он стиснул Кэти в объятиях, сердце у него в груди билось все так же гулко; ее лоб крепко прижался к его плечу, и он почувствовал, как её сильные руки сомкнулись вокруг него плотным кольцом.

— Обними меня крепче, Рич!

Морган чуть пригнулся и подхватил её на руки, хотя она была высокой и отнюдь не легкой. Кэти оторвала голову от его плеча, уткнулась ему в шею и зажала в зубах складку кожи чуть пониже уха. Он нежно ее покачивал. Шли минуты. Она сжала зубы не крепко, но ему казалось, что она проникает в самые недра его существа, вторгается в некую сокровенную глубину. Потом она прильнула губами к его уху.

— Но я жива, Рич… я жива…

И Морган шепнул, погрузив лицо в ее волосы:

— Мы оба живы.

— Мне позвонили… какой-то полисмен. Он что-то бормотал, и сначала я ничего не поняла. А потом поняла. И подумала — сразу, прежде всего: я еще жива.

Ее губы скользнули по его щеке, он повернул голову и впился в ее жаждущий рот. Поцелуй был бесконечен, словно они оба отчаянно впивали жизнь. Потом она слегка отстранилась и прошептала, дыша ему в щеку, у влажного уголка рта:

— А потом все было ужасно. Потом я начала думать о Ханте и о всех годах, прожитых с ним. Я позвала Бобби, у меня было столько хлопот, и так ужасно, так горько. Часов в десять я ушла от них всех в луга, бросилась на траву и заплакала.

Морган снова стал ее покачивать, и она съежилась у него на руках, приникнув головой к его груди, так что он слегка касался подбородком ее макушки.

— По за всем этим все время я думала, что я жива, жива! Это было очень гадко с моей стороны, Рич? Нехорошо все время думать о собственной жизни, о том, что она еще не кончена, что я еще могу дышать и видеть, могу что-то делать и у меня еще есть время впереди. Ведь это нехорошо теперь, когда Хант умер?

— Почему? Это же правда.

— А потом, когда я осталась одна у себя в комнате, все с теми же мыслями, мне все время не хватало тебя.

Она приподняла голову и впилась губами в его губы, целуя страстно, неистово.

Морган осторожно разжал руки, она соскользнула на пол, и ее халат задрался до колен. Она обхватила его за шею, и он притянул ее к себе.

Она заговорила снова, едва оторвавшись от его губ.

— Почему ты не приехал? Почему тебя не было здесь, когда ты был мне необходим?

— Я же не знал.

Но эта отговорка прозвучала слишком легковесно, и Морган солгал — без всяких усилий, используя долгую жизненную практику:

— Мэтт мне намекнул, что я буду лишним; да и вообще я опасался, как бы ты не сочла меня нахалом, если бы я заявился сюда среди ночи.

— Нахалом? Все ты врешь.— Она теснее прижалась к нему,—Я лежала тут и мучилась без тебя, а ты и не думал мучиться.