Политика для него сначала была что темный лес, и в особенности предвыборные махинации, но в скором времени он начал соображать, что к чему. Он ознакомился с материалами предвыборной кампании Ханта, раздобыл ленты телепередач и без конца прокручивал их: ни дать ни взять футбольный тренер, который готовится к решающему матчу и оценивает силы своей команды и силы противника. Потом он отправился на Юг, объездил все избирательные округа штата и просмотрел все телехроники того времени, а когда вернулся, раздобыл в тех студиях, откуда его когда-то выгнали, хроникальные ленты о других кандидатах и тоже стал их изучать, когда ему надоедало путаться с девицами из сенатской канцелярии. Словом, первые полтора года после конца расследования и еще до того, как Хант выставил свою кандидатуру в президенты, Дэнн просто-напросто получал у нас жалованье и жил в свое удовольствие, и если б вы меня в то время спросили, каковы его обязанности, я ответил бы так: «Путаться с девками — вот его единственная обязанность, у него даже и стола-то нет». Видите, какой я чинуша — все должен разложить по полочкам.
Но Хант никогда и никого не прижимал, зато когда мы узнали, что он решил выставить свою кандидатуру в президенты, оказалось, что Дэнни это уже известно, и еще оказалось, что он единственный из нас готов к предвыборной кампании. Хант колесил по стране, вербуя — не сказать, чтоб с большим успехом,— сторонников и пытаясь раздобыть деньги,— их вечно не хватало,— а вся работа в его канцелярии в сенате легла на мои плечи, так что я не имел ни малейшего представления, чем занимается Дэнни.
И вот когда мы все собрались в первый раз перед началом предвыборной кампании, Дэнни говорит: «Так, ребятушки, попрошу минутку внимания» — с таким видом, будто он среди нас главный. Я только что узнал, что руководить предвыборной кампанией поручено мне, а я в этом штате сроду не бывал, такое, кстати, вполне в стиле Ханта, но чтоб Дэнни О’Коннор мог просветить меня на сей счет, я сомневался и посмотрел на него не очень-то дружелюбно. А он как ни в чем не бывало гнет свое: «Ленты в коробках. Весь вопрос в том, где мы их будем показывать».
— Какие ленты? — спрашиваю.
— Которые я заснял для предвыборной кампании. У меня в одной нью-йоркской рекламной фирме есть свои люди, они мне сказали, что двух каналов для этого штата за глаза хватит. Вот тут все подсчитано по науке. Я прикинул: если мы две недели будем выдавать по обоим каналам пять передач в день, это обойдется в какие-нибудь семь-восемь тысяч.
Я подскочил чуть не до потолка.
— Вы что, рехнулись? Отвалить восемь тысяч за показ фильмов в каком-то захолустном штате?
Конечно, по нынешним временам восемь тысяч не бог весть какие деньги, а тогда это была кругленькая сумма, даже для телевидения.
Дэнни и бровью не повел.
— А в последнюю неделю перед выборами,— говорит,— мы будем крутить их по десять раз в день, причем пять раз в вечерних программах. Стало быть, добавьте еще тысяч десять, но что деньги, разве в деньгах счастье?
— Так или иначе, но что-то многовато у вас набежало,— помнится, сказал ему Хант. «Многовато» — как вам нравится такая деликатность? Впрочем, Хант во время выборов относился к деньгам так, будто они на дороге валяются.
— А как насчет полнометражных фильмов? — спрашиваю я.— Например, если дать заключительную речь накануне первичных выборов? Ведь это не меньше пятнадцати минут, причем желательно использовать оба канала.
— Речь, дречь,— фыркнул Дэнни.— Слушайте, босс, запустите мои ленты по двум каналам, как я рассчитал, и можете целыми днями валяться на солнышке да миловаться со своей Кэти. Кто сейчас слушает речи? На меня, во всяком случае, не рассчитывайте.
Конечно, он был прав, что говорить, но я уже выложил деньги на несколько короткометражных фильмов, а еще хотел заснять и два публичных выступления Ханта под конец избирательной кампании. Так мне казалось солиднее — ведь в президенты человек баллотируется.
— Дэнни прав,— говорит Кэти,— а она с тех пор, как Хант выставил свою кандидатуру, всегда бывала на наших совещаниях.— Мы пригласили его, чтоб он обеспечил нам первоклассную телевизионную рекламу, и, по-моему, решать здесь должен он. Лично я речей тоже не слушаю и не знаю никого, кто бы их слушал.
— Однако валяться на солнышке я все-таки не собираюсь,— Хант закинул ноги на стол — ему нравилось прикидываться простецким, свойским малым — и бегло просмотрел цифры,— Этакие расценки мне просто не по карману. А если срезать расходы наполовину, О’Коннор?
— При условии, что вы не бросите эти деньги псу под хвост, то есть на свои речи.
— Никаких речей, во всяком случае по телевидению. Я буду пожимать руку всем северянам, каких только найду в этом штате, и выступать перед ними на улице, а ваши ленты, если они действительно так хороши, станем крутить по телевидению, покуда не разоримся. А не выйдет толку — что ж, вернемся в сенат и предадим всю эту историю забвению.