На арене со львами

Все пропустили мимо ушей эту мою подсказку. Кандидатуру Старка выставлял его собственный штат: Коннектикут уступил ему это право, а речи и овации длились битых полтора часа. Потом наступил черед Эйкена, и уж таких оваций мы в жизни не слышали, потому что его люди переполнили все галереи и делали вид, будто выражают общественное мнение. Вице-президент особого впечатления не произвел; он до конца сохранил верность партии, но, думается мне, к тому времени это уже мало кого трогало. Потом собравшимся показали еще нескольких народных избранников, и вот наконец был громогласно назван штат Андерсона. Уверяю вас, я сам едва не решился поддержать Ханта, когда увидел, что он последовал моему примеру и урезал целых три выступления.

— Это был мой замысел,— сказал О’Коннор.— Сидим мы в номере у Андерсона, глядим по телевизору, как Бингем ломает комедию, и готовимся глядеть долго, ораторы соловьями разливаются один за другим, и тут я заявляю: нет, ребята, нельзя так затягивать, зрители уже совсем сникли. А Хант ответил, что теперь уж ничего не изменишь, в списке его делегатов представители всех до единого округов штата, всех национальностей и цветов кожи, всех вероисповеданий, да к тому же положенное число этих представителей — женщины, такого ажура ни у одного демократического лидера сроду не было. И если он теперь, в последнюю минуту лишит кого-то из делегатов слова, некоторые просто взбесятся. Но вот наконец выступает последний кретин и — черт возьми! — начинает опять зачитывать ту самую цитату из Джефферсона, что, мол, древо свободы надо иногда поливать кровью,— а ее только что зачитывал один из ораторов, и тут Хант вскакивает, как ужаленный, н кричит: «Проклятье, этого мне уже не вынести! Мы выпустим только чернокожего конгрессмена и старого вояку в котелке. Всех остальных — долой! Если мы сократим выступления, то соберем не меньше миллиона голосов, увидите!»

— Что ж, может быть, он бы их и собрал,— сказал Данн,— но когда идет съезд, важно убедить делегатов в зале заседаний, а не избирателей на улице. И зря Андерсон путал одних с другими. Толпа андерсоновых сторонников попыталась взять приступом входную дверь и присоединиться к нашим делегатам, как только назвали его имя. Полицейские сдержали натиск, но делегаты это видели, и кое-кто переменил свою позицию. Я и сам считал, что этот способ не из лучших, но ведь было уже за полночь, и маленькая потасовка по крайней мере всех взбодрила. Кроме того, зрители увидели на экранах свалку у дверей, а не очередную вялую овацию в зале, и у них пропала охота спать.

После речей в поддержку Андерсона предстояло выслушать всего лишь одного народного избранника, и все делегаты стряхнули с себя дремоту, зашевелились, обстановка начала постепенно накаляться — такое волнение не может укрыться от взгляда даже на телеэкране, хотя он мертвит любое зрелище,— всем ясно, что игра наконец пойдет ва-банк. В этом есть некая особая двойственность. Все ставки на глазах, и все же чувствуется, что какие-то решающие ходы делаются не здесь. Карточную колоду прячут от игроков и от зрителей. Если карты держишь в руках, стараешься склонить делегатов на свою сторону или добиться их голосов, рассчитываешь время и выбираешь место,— это дело гиблое. На съезде нужны крепкие нервы и хорошо продуманные действия, здесь порывам поддаваться нельзя. Слишком уж бурно развиваются события, слишком много бывает всяких приливов и отливов, никто не может знать наверняка, к чему стремится другой. Всякие картотеки да электронно-вычислительные машины, конечно, превосходны, но лишь до первого тура, а когда началась перекличка штатов, куда полезней верный нюх, который подсказывает, в какую сторону ветер дует. Полезны также соответствующие связи и полнейшее хладнокровие.

Итак, было уже далеко за полночь, когда перед съездом снова предстал «чююдный штат Алабаама-а» и тамошний партийный лидер выступил во второй раз, а потом вся его делегация дружно проголосовала за Джо Бингема. Конфедераты еще малость порезвились, швыряя в ораторов шариками для пинг-понга. В те времена лидер, объявляющий, за кого голосуют его люди, мог говорить сколько его душе угодно, ограничивать их стали уже позднее, по просьбе телевидения, а делегацию, если среди ее членов не было единодушия, лишали полномочий. Ну, каждый лидер и нес соответствующий вздор, а уж потом говорил, кого поддерживает его штат, и некоторые делегации потребовали, чтоб каждого кандидата ставили на голосование отдельно, тогда всякий делегат мог покрасоваться на телеэкране перед домашними во всей своей славе. Обсуждение длилось долго, тягучее, как патока. Никто не ожидал, что победитель определится после первого голосования, и постепенно стало ясно, что все принимает именно такой оборот, как и было предсказано. Я не могу сейчас в точности припомнить, каким образом распределились голоса, но Андерсон набрал больше всех, но-моему, триста пятьдесят голосов, и тогда…