— Я считаю вас своим другом, поэтому кое-что я вам доверю. Мы с Андерсоном оба понимали, что если Старк перейдет на сторону Эйкепа, а тем более, если и Старк, и я перейдем на сторону Эйкена — игре конец. Но он думал, что еще есть надежда, если я буду голосовать первым и выскажусь за него: Старк струсит и не будет голосовать за Эйкена, а может, еще и последует моему примеру,— и тогда, как он говорил, я сорву большой куш, потому что проведу своего кандидата, то есть его. Этого он от меня и добивался. Чтобы при третьем голосовании я выступил за него. Готов ли он был за это заплатить, и какую цену, не знаю, потому что я сразу и без обиняков ответил ему, что ничего не выйдет. Что я решил голосовать за Эйкена и, если удастся, провести его.
Морган звякнул пустым бокалом о столик.
— Значит, он не предлагал вам сделки?
— Он был потрясен, ошарашен. Словно его ударили по голове. Смотрел на меня, раскрыв рот…
— Да, удача ему изменила,— как бы самому себе объяснил Морган.— Ведь он думал, что сможет вас уговорить, верил, что у него это получится.
— Все кандидаты в это верят, иначе чего они стоят?
— И это все? Он не…
— Он едва языком ворочал. Видно было, что не спал несколько ночей. Да и я еще нанес ему удар прямо в сердце. Он был словно контужен. Из душа текла вода — говорили, что в Белом доме его подслушивают,— было невыносимо жарко, и мы оба, не забывайте, буквально валились с ног. Он пробормотал что-то насчет моей личной ответственности. А потом сделал нечто очень странное. Помню как сейчас, Морган. Он сидел на раковине, привалясь спиной к аптечке, таращился на меня и что-то бормотал. Потом вдруг встал, воздвигся надо мной во весь рост, причем в свете из матового окошка казался еще выше, чем на самом деле. И сказал очень сухо, с расстановкой: «Надеюсь, вы понимаете, мистер Данн, что я приму ваши условия только в том случае, если они совместимы с моими принципами».
Эти слова тяжело, раздельно упали в тишину дома. Осторожно, чтобы не брякнуть бокалом, Морган налил себе еще водки. Только бы ничего не пропустить, думал он.
— Но знаю, что он хотел этим сказать,— продолжал Данн.— Я уже раньше заявил ему, что поддержу Эйкена, и снова повторил это.
— Потому что Андерсон не прошел бы все равно?
Данн пожал плечами.
— Возможно, мы и провели бы его и я на этом приобрел бы политический капитал, очень возможно, но я не стал бы его проводить, даже если б мог. Я плевать хотел на Поля Хинмена и тогда, и теперь, по Андерсон поставил меня перед трудным выбором. Мне страшен человек, который считает своим долгом карать тех, кто, по его мнению, заслуживает кары, в особенности, когда они становятся ему поперек дороги. И я решил посадить в Белый дом Эйкена: я знал, что могу не беспокоиться о том, как он употребит свою власть.
— Звучит замечательно,— сказал Морган,— просто замечательно. Только все это вранье. «Данн — защитник свободы». Хотите знать, что я об этом думаю? Я думаю, что вы бессовестно лжете. Вы остановились на Эйкене потому, что он заурядность, и потому, что у него сильная рука наверху. Провести такую кандидатуру на съезде — дело верное. И вы знали, что при нем вы всегда будете в Белом доме желанным посетителем. Андерсон мне как-то сказал, что ошибся в вас, и теперь я вижу, что это истинная правда. Вы просто струсили, побоялись риска и тогда на съезде, и потом, когда опасались, как бы Андерсон не очутился в Белом доме. И вы струсили сказать правду даже мне, а уж Кэти и подавно.
Да он снял зеленые очки и потер глаза. Подслеповато моргая, он посмотрел в полусвете на Моргана, и Морган понял, что нет у него никакого зоркого взгляда и в делах он разбирается ничуть не лучше других.
— Возможно, вы правы,— сказал Данн и не спеша надел очки.— Я боялся Андерсона и не боялся Эйкена — вот в чем суть. Может быть, я просто выдумал все эти соображения и вы правы, считая их враньем. Может быть, в то утро, идя с ним разговаривать, я надеялся, что он предложит мне что-нибудь более реальное, а не станет уговаривать, чтоб я рискнул и поддержал его. Но он не предложил… Не помню, дело давнее. Но в одном вы безусловно ошибаетесь, Морган: я рассказал Кэти то же самое, что сейчас рассказал вам.
— Тогда почему же она…— Морган осекся, поставил бокал.
Где-то в доме хлопнула дверь. Снаружи зафырчала и отъехала машина.
— Об этом вы лучше ее спросите. Она знала, что Андерсон не предлагал мне никакой сделки. «Мы могли бы тогда победить»,— это она сказала мне, а я спросил, о чем она, и она задумчиво так ответила: «Вы ведь изменили бы свое решение, если б он предложил… если б я предложила». Но только он ничего мне не предлагал.
Казалось, уже много часов они стоят так вдвоем с Данном в комнате Андерсона и молчат. Потом дверь отворилась и вошел Гласс.
— Ну, что, поехали? — спросил он.
— Иду,— ответил Данн.
— Поезжайте без меня.— Морган чувствовал какое-то оцепенение. Он знал, что потом придет бешенство, он будет ругаться, скрежетать зубами, трясти головой. Но сейчас он был словно во сне.— Мне еще надо поговорить с Кэти.