На бегу

Так они просидели до рассвета, она уснула, согревшись в его объятиях.

Жрица отдернула штору.

– Пора.

– Просыпайся, – тихо прошептал он в ее мохнатое ухо.

Жрица взяла ее за лапу и повела за собой. Она последний раз посмотрела на него и скрылась за дверью священной кельи.

К полудню колдовство завершилось, и из другого выхода кельи, который вел на улицу, вышла молодая девушка. Ее волосы были уложены в красивую прическу. Тонкие белые пальчики украшал сверкающий маникюр. На лице был идеальный макияж, а ее розовое платье в цветочек элегантно развевалось при ходьбе. Она грациозно прошествовала по улице и остановилась у перил набережной. Волны с шумом набегали на гладкие камни. Девушка расстегнула маленькую сумочку, вынула розовый точильный камень, ласково погладила его шершавую поверхность и кинула в море. Потом она достала срезанный клок шерсти, он пах псиной. Она прижала его к губам, потом, опомнившись, отдернула, вытерла с ворсинок помаду и бережно убрала обратно в сумку.

Она шла по набережной, стуча каблуками, и слышала свист самцов, сидящих на скамейке, и улыбалась белозубой улыбкой, лишенной клыков.

***

Была девочка Лиза. Она любила конфеты, банты и гулять одна. И было ей уже сорок лет, а конфеты все не заканчивались, и прогулки приносили все больше радости, а банты можно было завязывать, где захочешь.

Счастье у каждого свое, и лишь признание своих желаний открывает нам путь к нему.

Мерещится

– Мерещится. Да нет, точно мерещится.

Он подошел ближе к окну и потер запотевшее стекло. Потом отпрянул и яростно перекрестился три раза. Пошел в прихожую, обул валенки, набросил телогрейку, взял вторую под мышку и вышел в метель.

Быстрым, хрустящим шагом он шел по заснеженному полю к темной одинокой фигуре худого, высокого мужчины. Поравнявшись с ним, он набросил на мужчину телогрейку, обнял и, не отпуская, повел к дому. Он усадил его на лавку, поставил на стол бутылку с самогоном и две кружки. Налил по пол кружки в каждую. Потом долил одну до краев и протянул молодому улыбающемуся парню, который сидел на лавке и смотрел на него, не мигая. Парень взял кружку и выпил. Мужик чокнулся своей кружкой с бутылкой и тоже выпил. Потом смахнул с глаза слезу и налил еще по пол кружки. Они молча выпили. Парень широко улыбнулся. Мужчина посмотрел на его ноги. Они были босые и розовые, и на них не было следов обморожения. Парень заметил взгляд и погрустнел. Мужчина снял свои шерстяные носки и натянул их на ноги парня.

– Спасибо, пап.

Мужик махнул рукой.

– Сейчас картошечки наварим, как ты любишь, целенькой. Огурчиков достану и кабачков, тех, что еще мама купорила. Посидим, Новый год справим.

Мужчина обнял сына и прислонился лбом к его лбу.

– Ты молодец, молодец, что зашел. Я щас.

Мужчина открыл люк в полу и начал спускаться в погреб. Послышался звук стукающихся друг о друга стеклянных банок.

– Подсоби.

Парень наклонился, поднял трехлитровую банку с маринованными кабачками и поставил рядом на пол.

– Лестницу бы заменить, – рассуждал мужчина, поднимаясь обратно.

Они сидели рядом на скамейке, смотрели в окно. За окном крутила метель. Выл ветер, и в дальнем углу протяжно свистело. Часы начали отбивать. После двенадцатого удара мужчина сказал:

– Вот и справили, вот и славно.

– Пойдем, пап.

– Пойдем.

***

– Сколько он здесь пролежал? – спросила сухонькая бабка.

– Пару дней, наверно, – ответила крупная женщина в малиновом платке.

Они смотрели, как мужики вытаскивали из погреба мертвое тело.

– Ивановна к нему сегодня зашла пирожков занести. Дверь нараспашку, банка возле открытого погреба стоит, заглянула, а он там… готовенький.

– Пьяный, что ль был?

– Лестница прогнила.

– Сначала жена, потом сын, вот и собрались все там.

– Сын-то в новогоднюю ночь и помер, кажись.

– Пошли к Ивановне, еще поминки готовить.

***

Сила наполняет желанием взлететь, нестись куда-то с дикой скоростью, несмотря на преграды.

Знание прикасается к нам, мы замираем, затаив дыхание.

Радость превращает нас в веселый прыгающий мяч.

Печаль сворачивает клубочком.

Смирение опускает наши плечи.

Счастье разрывает на мелкие кусочки и развеевает по всему миру, чтобы досталось каждому.

Страх делает нас меньше.

Гнев заставляет дрожать.

Злость – зеленеть и становиться горьким.