Лев, как и я, собрал столько материалов (я по поэтам, он по художникам), что оставлять их втуне – страшно. <…> У Льва материалы по большинству московских и ленинградских художников, у меня – проза, поэзия и живопись Ленинграда последних двадцати лет. Здесь мы надеялись объединиться, продолжить работу.
ЛН подтверждает в переписке, что у него материалов «много», «уйма» – слайды, оригиналы, фотографии, тексты, биографии художников (письмо № 2). В письме из Парижа от 22 февраля 1977 года он формулирует вопрос: «А не издать ли и нам кое-что?! Ты же знаешь, что у меня всегда были эти намерения – зачем же я 3–4 года ездил-снимал-записывал-собирал, – покупал – и пр., а?» (письмо № 1). Ответом на этот риторический вопрос являются конкретные вопросы и соображения ЛН в том же письме:
1) Сколько необратимо затратить денег – скажи
Финансовую сторону ЛН описывает как не самую главную, а относительно характера публикации настаивает на высоком качестве, критикуя (повторно) только что выпущенный альманах «Аполлон-77» (в составлении которого принимал участие ККК): «Страшно попахивает самодеятельностью», и перед этим: «…надо сделатьто серьезную книгу; ведь я говна у себя никогда в доме (моем кинетическо-фантастическом) не держал» (письмо № 1).
Решение издать о русской культуре именно книгу нуждается в комментарии с точки зрения медиальных практик. Книжной форме как разновидности культурной коммуникации ЛН во второй половине 1970-х годов предсказывает скорый конец, ссылаясь на опыт своей «кинетической прозы» 1967 года. В ней он наметил книгу-лабиринт, книгу на последней стадии ее развития. Десять лет спустя, на международной выставке современного искусства «Документа-6» (1977), он был в восторге от аналогичных идей, которые там встретил. Об этом он сообщает в письме ККК из Берлина от 24 ноября 1979 года, которое ККК позже перепечатал на компьютере и снабдил своими ремарками. Книга, по тогдашнему убеждению ЛН, скоро должна уступить место новым формам передачи информации – «микроминиатюрным звуковым и изобразительным средствам», использованию «микрокомпьютеров и прочих лазерно-голографических “хитростей”». Соответствующим способом он собирался издавать и свои произведения в виде новых книг: «В некоторых местах будут 20–30 листов прорваны-прорезаны разными отверстиями, образуя физическую пустоту, но осмысленную. <…> В некоторые листы будут вмонтированы электронные схемы, с пульсирующими искусственными свечами (лампочками)» [АГЛ 2А: 124–125]. Дальше у этой футуристической книги должно быть звуковое измерение: она должна обладать запахами, ритмом, динамикой, скоростью.
Концепция книги о русском искусстве XX века возникала приблизительно в то же время, когда ЛН был увлечен воспоминаниями о собственных медиально-футурологических фантазиях более чем десятилетней давности. Но книга, над подготовкой которой он собирается работать со своим другом и соратником ККК, носит другой, более консервативный характер: она должна в определенном смысле лишь показать путь к будущей книге-лабиринту, став ее ретроспективной легитимацией. В то же время определенные экспериментальные типографические приемы предполагались и в этой книге классического формата[255]
: ЛН собирался ввести всевозможные «дырки», раскладушки, игры с размером, характером и цветом шрифта (см. подробный план будущей книги в письме № 5).Оба соавтора подчеркивают в переписке оригинальность своего проекта: «Ведь дело-то ПРИНЦИПИАЛЬНО новое. Таких книг – не было» (письмо № 3), и убеждены в успехе: «Выйдет мировая книга» (письмо № 2). Они учитывают политическое измерение своей идеи: книга должна была стать полемическим ответом советскому официозу. Незадолго до письма ЛН от 15 апреля 1977 года, в котором изложены мысли по поводу содержания и формы планируемой книги, ККК пишет о своем замысле составить коллажный репортаж о ситуации неофициальных художников и авторов в Ленинграде, основанный на дневнике Ю. Н. Вознесенской. Судя по всему, этот блок материалов в дальнейшем должен был быть трансформирован в литературную часть совместной книги. ККК описывает эту работу как завершенную и более важную, чем роман «Hotel zum Тюркен», над которым он интенсивно работал с первых дней эмиграции: