На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

Автомобильной катастрофы?! Гарвей был поражен. Грэйс никогда не говорила ему, что она пережила автомобильную катастрофу. Падение, сильное сотрясение… Он начал о чем-то догадываться. Дрожащим голосом он быстро спросил:

— Что за катастрофу ты пережила?

— Мой автомобиль столкнулся на полном ходу с другим. Шофер был убит на месте, я это видела, — она вздрогнула, — это было ужасно!

— Ас тобой ничего не случилось?

— Я была выброшена из автомобиля и потеряла сознание.

— А потом?

— Окружившие нас люди перенесли меня в большой зал… там я очнулась от обморока…

— Дальше, — приказал Гарвей, когда она замолчала на некоторое время. Сердце у него лихорадочно стучало. Он был полон одним желанием — узнать все, все, раскрыть эту ужасную тайну и убедиться в правильности своего предположения. Женщина, лежавшая перед ним в гипнозе, не была теперь для него любимой женой, Грэйс. Перед ним была Мюриэль Брайс — убийца, член преступного сообщества, враг народа.

— В зале было много людей… многолюдное собрание… один говорил речь… — продолжал монотонный голос.

— Кто был говоривший?

— ОН

Опять эта тайна, которая не поддается силе гипноза.

— О чем говорил ОН?

— О нашей стране, о нашей прекрасной Америке, об ужасных опасностях, которые ей угрожают.

— А ты? Что чувствовала ты, когда слушала эту речь?

Голос оживился.

— Мое сердце воспламенилось, оно запылало любовью к нашей стране и дикой ненавистью к тем, кто ей угрожает.

— Кто угрожает ей?

— Иностранцы, которые пробираются к нам, ирландцы, евреи, а также негры и красные.

— О чем ОН говорил еще?

— ОН сказал, что долг каждого истинного патриота, долг каждого истого американца — бороться против этих людей, бороться против них всеми средствами.

— И что же ты?

— После собрания я пошла к НЕМУ и предложила ЕМУ свои услуги.

— А ОН?

— ОН принял мое предложение.

— Часто ты с НИМ встречалась?

— Да.

— О чем вы говорили при ваших встречах?

— ОН направлял мою ненависть на правильный путь.

— Говорил ОН о Джоне Роулее?

— Да.

— Когда это было?

— ОН приказал мне это несколько раз.

— Почему ты не сразу исполнила ЕГО приказ?

Выражение неуверенности появилось на лице Грэйс.

— Я… я не знаю.

— Каким образом тебе удалось незаметно пробраться в комнату Роулея?

Я не знаю… я только припоминаю, что проснулась на кушетке; он сидел у письменного стола… взгляд мой упал на кинжал…

— Что ты делала после убийства?

— Я ушла.

— Ты вышла сразу на улицу?

— Нет, перед домом стоял какой-то человек, негр, который смотрел на окна комнаты Роулея.

«Бен-Товер», — пронеслось в голове Гарвея. Он спросил:

— Он тебя не видал?

— Я выждала, пока он удалился. Я чувствовала себя усталой, разбитой, направилась в парк и уснула там на скамейке. Больше я ничего не знаю…

Да, этот сон, за которым следует полное забвение, тоже подтверждает его предположение. Теперь у него нет никаких сомнений.

— Знаешь ли ты Этель Линдсей?

— Да.

В ее голосе не слышалось той ненависти, как при упоминании имени Джона Роулея. Она говорила теперь совершенно равнодушно.

— Ты должна была ее убить?

— Да. — В голосе послышалось сожаление. — Но я потерпела неудачу.

— ОН приказал тебе совершить это убийство?

— Нет.

— Кто-то другой, которого я не знаю; я его встретила у НЕГО.

— Как выглядел этот другой?

Грэйс, видимо, старалась припомнить.

— Я хорошо не помню; у него были голубые, детские, ясные глаза…

«Д-р Брэсфорд», подумал Гарвей и продолжал:

— Известно ли тебе, что Этель Линдсей была обвинена в убийстве Джона Роулея?

— Нет.

— Где ты скрывалась?

И опять выражение неуверенности на лице и нерешительный ответ:

— Я… этого… не знаю…

— Каким путем ты сносилась с главарями вашего общества?

— Через «Геральда»; там они печатали объявления, а в редакции я получала письма и телеграммы.

— Как ты жила и что делала в промежуток времени между убийством Джона Роулея и покушением на Этель Линдсей?

— Я… этого… не знаю…

— Знаешь ли ты Самуила Каценштейна?

— Нет.

— И Джэка Бенсона ты не знаешь?

— Нет.

— Ты замужем?

— Нет.

— Знаешь ли ты, кто такой Гарвей Уорд?

Она молчала с выражением недоумения на лице. Он повторил вопрос.

— Я его не знаю.

— Значит, ты Гарвея Уорда не знаешь? — еще раз переспросил он.

— Нет.

— И ты его никогда не видела?

— Нет.

— Фамилия Уорд тебе вообще незнакома?

Затаив дыхание, с бьющимся сердцем он ждал ответа.

Может быть, они с Джэком Бенсоном ошиблись, и его отец менее виновен, чем они думают.

— Нет.

— Где ты встречалась с НИМ?

— В разных местах.

— Была ты у НЕГО на дому?

— Только раз.

— Ты, стало быть, знаешь, где ОН живет?

— Нет.

— Как это может быть?

— Его автомобиль всегда дожидался меня у «Геральда», и в тот раз машина доставила меня к НЕМУ.

— На какой улице находится дом?

— Он стоит за городом.

— Как он выглядит?

Опишет ли она теперь загородный дом его отца? Гарвей с трудом дождался ее ответа:

— Это белый дом в огромном парке.

Такое описание подходит к очень многим загородным виллам. Гарвей спросил задыхающимся голосом:

— Не можешь ли ты описать его более подробно?

— Нет.

Гарвей молчал некоторое время. Перед ним встала новая загадка: как это возможно, чтобы в Грэй никто не узнал Мюриэль Брайс?