На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

— Произошло нечто чрезвычайно странное, хотя возможно, что это — случайное совпадение.

О’Киффе начал есть.

— Ты помнишь о том яде, анализ которого я производил для тебя?

— Да, у меня есть все основания помнить об этом.

— Несколько дней тому назад меня попросили сделать анализ порошка, который оказался таким же ядом, как тот, что ты давал мне. Если подумать, как редко встречается этот яд в Англии, — ты ведь знаешь, что речь идет об индийском яде и что химический состав…

— Меня совсем не интересует его химический состав. Кто тебе принес яд?

— Сыщик Джонсон.

О’Киффе чуть не опрокинул стакан.

— Он сказал тебе, откуда его взял?

— Нет.

— Удивительная история. Есть еще что-нибудь?

— Ничего.

— Ничего. Обстоятельства складываются очень скверно для Крегана.

— Какие идиоты эти сыщики и полицейские!

— А разве ты не думаешь, что Кардиф был убит?

— Я уверен в этом, но непонятно, что его убило. Мне кажется, что причина его смерти — какая-то таинственная сила.

— Ты бредишь, Бриан, ложись в постель и успокойся. Ты переутомился, занимаясь все время делом Крегана.

— Да, мне не мешало бы посоветоваться с врачем, — ответил со странной усмешкой О’Киффе, отодвинул тарелку и закурил папиросу.

* * *

На следующее утро д-р Торнтон сидел в своем кабинете, когда вошел слуга и доложил, что приехал мистер Бриан О’Киффе.

О’Киффе вошел и устало опустился в кресло. Они стали говорить о погоде и о последних дебатах в парламенте.

О’Киффе усталым жестом прикоснулся к голове.

— Вы плохо выглядите, О’Киффе, вы больны?

— Да, я пришел собственно за тем, чтобы посоветоваться с вами. Я ненавижу врачей и никогда не обращаюсь к ним, но вас я знаю и потому мне это легче сделать. Я попросил бы вас выслушать меня. У меня тупая боль в затылке, головокружения, и я часто бываю близок к обмороку. Я не знаю, что со мной.

— Вы, вероятно, переутомились.

О’Киффе поднялся и, стоя спиной к старинному итальянскому шкафу, на который он обратил внимание при своем первом посещении Торнтона, продолжал:

— Скажите это нашему главному редактору. Он постоянно забывает, что я — человек, а не машина. Проклятие, снова эта невыносимая боль!

Он пошатнулся, как бы ища опоры, вытянул руку и при этом разбил стекло шкафа. Осколки со звоном упали на пол. Через несколько минут О’Киффе лежал на диване и доктор Торнтон вливал ему в рот коньяк.

— Мне очень неприятно, доктор, что я доставил вам столько хлопот. Ваш прекрасный старинный шкаф…

— Пустяки. Не волнуйтесь. Я бы посоветовал вам хорошенько отдохнуть. Я пошлю за извозчиком. Поезжайте прямо домой. Так. Вот рецепт. И не волнуйтесь больше по поводу Крегана. Поверьте мне, он не стоит этого.

— Быть может, вы правы. Ну, я пойду. Не беспокойтесь об извозчике, меня ждет автомобиль. Я сейчас пришлю вам стекольщика. Мне очень неприятно, что я причинил вам беспокойство.

— Я сам пошлю за стекольщиком.

— Нет. нет. Вы должны разрешить мне…

— Не стоит, дело не спешное.

— Нет, нет. Всего хорошего. Еще раз извиняюсь.

И прежде, чем Торнтон успел что-либо сказать, О’Киффе вышел из комнаты.

Доктор все еще сидел за письменным столом, когда вошел посланный О’Киффе стекольщик. Это был старик с всклокоченной седой бородой.

Вынув разбитое стекло из рамы, он нерешительно сказал:

— Извините, мистер, я забыл захватить замазку. Нельзя ли послать вашего лакея. Здесь, по близости от вас, можно, вероятно, достать замазку. Я старик, мне трудно взбираться по лестнице.

— Хорошо.

Доктор Торнтон позвонил своему лакею и старик обстоятельно объяснил ему, какая нужна замазка.

Через несколько минут раздался звонок. Доктор вспомнил, что отослал лакея, и сам пошел открывать дверь. Стекольщик как раз соскабливал с рамы засохшую замазку.

Доктор Торнтон вернулся, держа в руках письмо, сел к письменному столу и стал читать. Стекольщик незаметно наблюдал за выражением лица доктора.

Письмо, по-видимому, было неприятное. Не успел доктор прочесть первые строки, как лицо покрылось смертельной бледностью, его глаза с ужасом уставились на бумагу. Письмо было коротким. Торнтон все снова перечитывал его, пока слова начали плясать перед его глазами. Друзья доктора часто удивлялись тому, как он молодо выглядит, но если бы они посмотрели на него в этот момент, они увидели бы разбитого старика, который безуспешно старался скрыть свое волнение. Он испуганно смотрел на злосчастное письмо. Через некоторое время Торнтон поспешно поднялся, подавляя стон, и тогда только заметил, что старый стекольщик пристально смотрит на него.

— Почему вы так уставились на меня? — злобно воскликнул он: — чего вы хотите?

Стекольщик не испугался полубезумного взгляда доктора.

— Я думал, что вы заболели. Не принести ли вам чего-нибудь? Вы, вероятно, получили дурное известие.

В глазах стекольщика промелькнуло выражение острого любопытства. Доктор испуганно отвел глаза.

— Идите, я хочу остаться один. Уходите, — прошептал он дрожащим голосом.

— Как же шкаф? Ведь нужно вставить стекло.

— Черт с ним, со шкафом! Уходите, вам будет уплачено.

Дрожащими руками Торнтон достал кошелек.

— Получайте, уходите.