Из командировки Вера Михайловна приехала, как и обещала, в воскресенье к вечеру. Вернувшись, Антон застал ее с бабушкой за столом с расставленными пустыми приборами: глаза у обеих были красные, заплаканные. Мать сразу обмахнула платочком ресницы, постаралась улыбнуться.
— Как у тебя дела, сынок?
— Порядок. А что это вы… расстроенные?
Словно не расслышав его вопроса, Вера Михайловна вышла на кухню.
За дочь ответила бабушка Настя:
— Разве сам не понимаешь? Не малый. Он-то обе ночи глаз домой не казал.
Антон понял, что она говорила об отце. Действительно, Кичапин-старший, казалось, забыл, что у него есть семья, что его ждут. Не явился и сегодня, хотя у него был выходной день. Антон и вчера, и нынче утром частенько выглядывал в окно, прислушивался, не щелкнет ли замок в передней. Все было напрасно, хозяин квартиры не показывался.
— А где же он, бабушка?
Сзади на плечо Антона легли руки матери, неслышно вернувшейся из кухни.
— Видно, твоему папе не нравится с нами жить, — тихо и с болью в голосе проговорила она. — Ну и мы тут не останемся… Я вот была в Лашме — село есть такое большое. Предлагают должность старшего зоотехника в колхозе. Условия хорошие. Переедем туда. Место красивое, река Сивинь протекает. Говорят, рыбы много, будешь удить.
Вот это новость! Вдруг так сразу? А как же школа? Папа? Почему-то об этом Антон не спросил и лишь пробормотал:
— Мы, что же… сами?
— Эх, сиротинка, — негромко проговорила бабушка Настя.
Антон еще не мог понять всего до конца:
— Значит мы… трое?
— Поедем сами. — Казалось, Вере Михайловне очень трудно было выговорить эти слова. — Твой отец наладчик автоматов, его место в городе.
На ее щеках вдруг выступили красные пятна, она часто-часто заморгала и опять поспешно вышла из комнаты. Антон понял: от него что-то скрывают. Это касается папы. Неужели он больше не придет домой? Он пытливо и вопросительно посмотрел на бабку Настю. Но старуха молчала. В квартире было так уныло, будто в ней лежал покойник.
Весь следующий день не видел Антон и матери: она хлопотала в Министерстве сельского хозяйства о переводе в район. По-прежнему не показывался и отец.
«Выходит, мои предки все уже решили?» — размышлял Антон, терзаясь неизвестностью.
Спрашивать об этом он почему-то не стал даже и бабушку. Только вечером, перед сном, как бы между прочим полюбопытствовал: что же это за село Лашма? И надолго ли они туда поедут? Вера Михайловна, замученная беготней по учреждениям, своими горестями, отвечала, против обыкновения, коротко, даже не очень внимательно:
— Время покажет, сынок. А школа там большая, отличные мастерские, для учеников есть опытное поле. Старшие ребята самостоятельно водят автомашины, трактора… да и на комбайнах работают. Девочки младших классов за телятами смотрят. В Лашме тебе скучно не будет, найдешь друзей.
Лежа в кровати, слушая, как за ширмой похрапывает бабушка, Антон долго не мог заснуть. Он теперь уже не сомневался, что родители разводятся. По-другому вспоминались слова матери, услышанные ночью во время их ссоры: «Чувствую, чужая тебе… и ты мне чужой». Неужели они теперь расстаются навсегда? И папа никогда-никогда не вернется к ним домой, не сядет со всеми за стол? В прошлом году, когда Антон учился в седьмом классе, у одного из его школьных товарищей так же вот из семьи ушел отец. Антон помнил то острое любопытство, с каким он сам, да и другие ребята, смотрели на «брошенного». Антон тогда гордился тем, что у него родители хорошие и живут дружно. И теперь он испытывал острое чувство стыда: как же он покажется в своем классе? «Ах, папа, папа, что ты наделал!» Небось и на него товарищи будут смотреть, как на «брошенного»? Хорошо, что они с матерью и бабушкой уедут в село, где их никто не знает. И Антону хотелось представить себе, что же это за Лашма? Тротуаров, как в Саранске, там, конечно, нет? Почему-то ему казалось, что дома в селе крыты тесом и тонут в зарослях высокого камыша, вокруг полно озер, в них так и плещутся жирные лещи, а над водой с утра до вечера с криком носятся стаи диких гусей, уток и тучи комарья.
Утром, наскоро выпив молока, Антон заторопился в школу. Теперь он стремился как можно скорее уйти из дома: тяжело было видеть заплаканное лицо матери, слушать вздохи, причитания бабушки.
В школу было еще рано, и пошел Антон окружным путем. У вокзала остановился перед памятником стратонавтам. На круглом мраморном цоколе высилась величественная фигура с капюшоном на голове. Антон хорошо знал, что поставлена она была в память о трех отважных исследователях высших слоев атмосферы, потерпевших аварию где-то над территорией Мордовии. Какие это были замечательные люди, вся страна ими гордилась!
В середине второго урока в дверь класса просунула голову уборщица тетя Малаша, сказала:
— Кичапина требуют к директору.
Ученики тихонько загудели. Преподавательница подняла руку, восстанавливая тишину, разрешила:
— Иди, Кичапин.
В кабинете директора Антон застал свою мать, одетую в лучший костюм, с нарядной кожаной сумочкой. Он остановился на пороге.