На берегу Днепра

Все оживились. Офицеры совещались, обдумывая каждую деталь предстоящего боя, наносили на карты маршруты скрытых подходов к вражеским гарнизонам, проводили в подразделениях беседы. Солдаты проверяли оружие, смазывали его, запасались патронами.

— А бой, полагаю, жарким будет, — смазывая замок своего пулемета, говорил Кухтину Будрин.

— Надо, думать, — отозвался младший сержант.

Будрин еще что-то хотел сказать, но Кухтин перебил его. Увидев шагавшего к ним парторга батальона Котова, он оживленно крикнул:

— Смотри, ребята, опять парторг к нам идет!

Все обернулись.

— По лицу вижу, хорошую весточку несет, — вставил Будрин.

— Город небось какой-нибудь взяли, вот и спешит сообщить.

— Еще раз здравствуйте, товарищи! — подойдя к солдатам, поздоровался Котов.

Все моментально вскочили.

— Сидите, сидите, — попросил он. — Я к вам вот зачем пришел. Сегодня в семь часов в расположении третьего батальона будет общебригадное партийное собрание. Так что всех коммунистов прошу к этому времени быть.

— У-у, — разочарованно протянул Будрин. — А мы думали, вы нам, товарищ гвардии старший лейтенант, сообщите что-нибудь такое…

— Город ему хотелось еще какой-нибудь взять, — пояснил Кухтин. — Ничего новенького по радио не передавали?

Парторг — это был узкоплечий, с живыми темными глазами и выпуклым морщинистым лбом офицер — улыбнулся.

— Аппетит, товарищи, у вас неплохой. Сегодня наши три больших города на Украине взяли. Так нет же — вам все мало.

— Да ведь хочется, чтобы быстрей ему по шапке надавать, — пояснил Будрин.

— Я понимаю! — ответил парторг. — Но ведь это не так уж просто. Здорово еще сопротивляется. Ни одного метра земли без боя не отдает.

— Заставим! Все отдаст, — уверенно сказал Сидоров.

— Правильно! Еще неделька-другая — и погоним мы его с Правобережной Украины, а потом и за его логово возьмемся. Так ведь, товарищи?

— Да в этом никто не сомневается, — ответил Будрин. — Думается мне, что скоро очень жарко будет. Так жарко, что он и места себе не найдет на земле. Податься-то ему ведь некуда.

— Да-а, — протянул Кухтин. — Если все по-хорошему будет и союзники наконец раскачаются, то его можно будет зажать в кольцо со всех сторон, тут и конец ему придет.

— И пожалеет он тогда, что на нас руку поднял, — добавил Будрин. — Право слово, пожалеет.

— Уже жалеет, — сообщил парторг. — Сами пленные об этом говорят. Только, как это говорится в пословице: близок локоток, да не укусишь! Так и у них получилось. Опомнились, да поздно.

— Осечка, можно сказать, вышла, — вставил Кухтин и громко засмеялся.

В воздухе послышалось ровное гудение моторов. Все подняли вверх головы и стали всматриваться в ясное, по-осеннему холодное небо. Сначала слышался только все нарастающий гул моторов, но самих самолетов не было видно. Но вот они, наконец, появились, и Кухтин что есть силы закричал на весь лес:

— Наши, ребята! Честное слово, наши. Смотри, вон даже звездочки видны.

— Ладно, не ори! И без тебя видим, что наши.

— Наверное, чего-нибудь приметили и сейчас раздолбают, — объявил Будрин.

— А ты думал как же! Не ради же прогулки полетели, — опять проговорил Кухтин.

— Отрадно! Очень отрадно! — присоединил свой голос Котов. — Днем такой массой летают. Это уже о многом говорит. Это уже факт нашего преимущества в воздухе, товарищи. Понимаете ли вы важность всего этого?

— Ну а как же, товарищ гвардии старший лейтенант, — отозвался Сидоров. — Что ж мы, маленькие, что ли?

Парторг почему-то вздохнул.

— Вот увидел наши самолеты — и такое теперь на сердце, — он провел рукой по своей груди, — что будто дома побывал. Вроде как бы мать свою родную увидел. Правда!

— А мне даже закурить захотелось, — объявил Кухтин и достал сигареты.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

Гришутка — тот самый пастушок, который нашел сброшенные при высадке десанта пулеметы, — быстро поправлялся, и Черноусов решил отослать его домой. Правда, он уже привык к мальчику, ему было жаль расставаться с ним, но сделать это было необходимо. Впереди предстояли жестокие бои, и Черноусову не хотелось снова подвергать опасности жизнь мальчика.

Пастушка вызвали к комбату. Черноусов усадил его рядом с собой на грубо сколоченную скамейку, ласково оглядел его с ног до головы и сказал:

— Ну, а теперь пора тебе домой.

Мальчик растерянно поднял глаза на майора. В батальоне все уже считали его своим воспитанником, солдаты сшили ему красноармейский костюм — и вдруг нужно уходить. На глазах мальчишки навернулись слезы, и он, смахнув их, решительно проговорил:

— А я не пойду.

— То есть как это не пойдешь? Раз я говорю, значит так нужно. И вообще… с нами опасно. Могут убить.

— Ну и пусть, я смерти не боюсь.

— Не говори глупостей, — майор привлек к себе мальчика, погладил его по белесой голове. — Учиться тебе надо, Гриша.

— А где учиться-то? Сожгли нашу школу. Нет, домой я не хочу. И опять же фрицы там, полиция. Еще узнают, что у вас был, — матери несдобровать тогда.