— Муса этотъ, эффенди, — началъ видимо польщенный Ахмедъ, — былъ великій шейхъ Акабинскихъ арабовъ; вся пустыня отъ Раа-Мухамеда (южная оконечность Синайскаго полуострова) до Бахръ-Лута (Мертвое море) знала шейха Мусу и повиновалась ему. Никто лучше шейха не зналъ пустыни, никто не стрлялъ дальше его, никто не былъ такъ силенъ, какъ Муса, никто не былъ такъ мудръ, какъ Муса. Караваны боялись ходить по пустыни, гд зоркій глазъ Мусы не пропускалъ ни одной птицы, не только что верблюда; купцы и хаджи не ходили прежнею дорогою; вс избгали Мусы и шли черезъ Эль-Аришъ и Лебгемъ, а не черезъ Акабу. Но нашелся храбрецъ, который не побоялся Мусы и пришелъ за его головою въ самую пустыню Рамле и Терубина, гд стояли верблюды Мусы на пути хаджи {Надо замтить, что черезъ середину Синайскаго полуострова идетъ такъ называемой путь хаджей, т. е. поклонниковъ въ Мекку; изъ Каира путь этотъ идетъ черезъ Акабу; по разсказу Ахмеда караваны, избгая нападенія Мусы, шли не дорогою хаджей, а обходили ее, придерживаясь берега Средиземнаго моря.}. То былъ грекъ изъ Берита (Бейруть), славный капудане; онъ общалъ изловить Мусу и повсить голову его сушиться на воротахъ своего города. Съ капудане былъ цлый караванъ египетскихъ солдатъ. Муса не побоялся капудане, не ушелъ въ гори Джебель-эль-Тиха, не угналъ верблюдовъ въ пустыню Рамле, а самъ вышелъ сразиться съ врагами. Страшно бились воины капудане съ воинами пустыни; ихъ ружья были лучше ружей Мусы, ихъ было больше, чмъ арабовъ Мусы, и великій шейхъ попалъ живымъ въ руки врага, когда его воины легли вокругъ раненнаго вождя. Страшно наругался надъ Мусою греческій капудане; онъ отрзалъ у него уши и носъ и, привязавъ къ хвосту верблюда, тащилъ шейха много дней по горамъ и по пустынямъ; наконецъ, караванъ ихъ вышелъ сюда въ скал, которая еще не видала Жемчужной Красавицы. Тутъ капудане остановился и повеллъ взвести Мусу на эту гору, раздть и бить курбашами (толстый ременный бичъ), пока тло не отстанетъ отъ костей, а потомъ отрубить ему голову. Тло же его привязать въ верхушк горы, чтобы арабы пустыни могли видть всегда кости своего шейха. Солдаты исполнили волю капудане; они били Мусу, пока не показались кости, но едва отошли отъ него, чтобы, отдохнувъ, отрубить ему голову, великій шейхъ бросился, избитый, въ море со скалы. Капудане и воины его удивились смлости шейха и отправились домой, не думая, чтобы страшный Муса могъ спастись. Но Аллахъ сохранилъ Мусу для мести; онъ спасся чуднымъ образомъ, спрятавшись между камнями на берегу моря, гд прожилъ три дня, питаясь морскими животными, и оправился. Едва онъ былъ въ состояніи взобраться на скалу, какъ вползъ на мсто моего истязанія и поклялся страшною клятвою — костями своего дда отомстить мучителю-капудане. Пять лтъ не могъ отомстить своему оскорбителю Муса, но онъ былъ непреклоненъ въ своей мести. Узнавъ, что капудане живетъ въ Берит, Муса отправился въ Газу, гд жилъ его другъ, разсказалъ ему свое горе и они вмст пустились на маленькой лодк въ море къ Бериту. Долго плыли они по бурному морю, но Муса ради мести вынесъ все и, выйдя на берегъ у Берита, благодарилъ Аллаха. Не трудно было отыскать домъ капудане; но самого капудане не было; въ Берит оставалась только его мать и красавица-дочь. Муса ршилъ дождаться возвращенія капудане и злобно посматривалъ на его дочь, высматривая, какъ левъ, свою добычу. Долго ожидалъ Муса, но пришло, наконецъ, извстіе, что капудане палъ въ битв съ турками, сражаясь за своихъ друзей. Тогда Муса ршилъ свою месть перенести на дочь капудане — Жемчужную Красавицу. такъ называли ее люди, любуясь на ея чудную красоту, темные, какъ глаза газели, очи, ея стройный, какъ пальма пустыни, станъ и ея роскошные волосы, унизанные чудными жемчужинами, которые досталъ съ морского дна ея храбрый отецъ. Темною ночью Муса прокрался въ домъ капудане, когда спалъ весь городъ, тихонько пробрался въ спальню молодой красавицы, заткнулъ ей ротъ кускомъ своего бурнуса, обмоталъ ея голову своимъ поясомъ и осторожно вынесъ ее полумертвую отъ страха изъ дому; пронесъ черезъ весь городъ въ своихъ могучихъ объятіяхъ, дотащилъ до морского берега, гд дожидался на лодк его другъ, и отправился съ своею плнницею въ море. Страшную месть задумалъ Муса, но никому не сказалъ объ ней. Страшно билась Жемчужная Красавица и на лодк въ мор, и на верблюд въ пустын, когда свирпый Муса везъ ее въ берегу Краснаго моря черезъ всю пустыню Синая къ той скал, на которой пострадалъ самъ отъ жестокой руки капудане. Никто, кром друга, не зналъ пока о Жемчужной Красавиц, но когда Муса прибылъ въ берегу Акабинскаго залива съ своею жертвою, онъ созвалъ вс племена, ему подчиненныя, чтобы показать имъ, какъ онъ уметъ мстить за себя. Въ ужас собирались сыны пустыни отъ Далекаго Керака (становище арабовъ къ востоку отъ Мертваго моря) до горъ Джебель-Турфа (которыми оканчивается Синайскій полуостровъ) по приказанію страшнаго изуродованнаго шейха, и не зная, что будетъ, со страхомъ смотрли то на страшное лицо Мусы, то на сіяющее красотою лицо плнной Жемчужной Красавицы. Когда собрались вс, Муса разсказалъ имъ о своей мести и о томъ, какъ онъ добылъ дочь капудане. Потомъ онъ взялъ на руки свою плнницу и понесъ на вершину горы; двое арабовъ помогали ему. Поставивъ Жемчужную Красавицу на то мсто, гд пролилась его кровь отъ руки капудаве, Муса ршилъ пролить неповинную кровь дочери капудане, чтобы ея кровь, смшавшись съ его собственною кровью, затушила огонь мести. Страшенъ былъ Муса въ эти минуты; онъ сказалъ о своемъ ршеніи Жемчужной Красавиц и та, рыдая, упала безъ чувствъ на холодный камень. Сердце Мусы не дрогнуло при этомъ; арабы же, окружавшіе Мусу, трепетали. Муса снялъ вс одежды съ лежавшей красавицы, онъ оставилъ только дорогія жемчужины, блиставшія въ ея роскошныхъ черныхъ волосахъ, и золотыя украшенія на ше, рукахъ и ногахъ своей плнницы. Въ такомъ вид онъ веллъ поднять ее и показать народу; несчастная Жемчужная Красавица была все время безъ чувствъ, но когда при вид ея дивной красоты, ея роскошнаго тла, черныхъ украшенныхъ драгоцннйшими перлами моря волосъ, раздался въ толп голосъ сожалнія къ неповинной жертв и негодованія въ Мус, она открыла свои прекрасные глаза, чтобы не открывать ихъ на вки. Взглядъ этихъ огненныхъ глазъ обжегъ Мусу; проснулось ли при этомъ состраданіе или другое чувство въ дивной, трепещущей на его рукахъ, красавиц, но поднятая рука съ курбашемъ не могла опуститься… Нсколько минутъ простоялъ Муса, пожирая глазами свою жертву; наконецъ, поборовъ свое чувство, онъ опустилъ курбашъ, но ударъ его палъ на мертвое тло… Красавица была мертва… Месть Мусы не могла совершиться. Надъ обнаженнымъ трупомъ не могъ наругаться и Муса. Въ отчаяніи онъ бросился въ бушующее море со скалы и разбился… Аллахъ не хранилъ его на этотъ разъ. Въ ужас арабы смотрли то на обрызганные кровью Мусы прибрежные камни, то на прекрасное тло мертвой красавицы, замученной безвинно страшнымъ мучителемъ. Въ каменной трещин схоронили тло ея арабы пустыни, прозвали скалу ту именемъ несчастной двушки и разнесли далеко въ свои шатры псни о Жемчужной Красавиц. Старый дервишъ, умолявшій Аллаха на этой гор три года, видлъ не разъ въ часъ полночный, какъ блая тнь Жемчужной Красавицы поднималась легкимъ облакомъ изъ дикаго ущелья и медленно проносилась надъ тою горою; она подплывала къ обрыву, гд свергнулся Муса, и наклоняла воздушную свою голову, какъ бы ища своего мучителя въ волнахъ бушующаго моря, и, наконецъ, исчезала, возвращаясь къ своему каменному гробу…