И когда, оказавшись в одиночестве в арендованном коттедже, Мирош, после обязательного зависания с Полькой в мессенджере, укладывался спать, закинув руки за голову и глядя в окно, выходившее во двор, а Лорка устраивался у него в ногах, придавливая своей немалой массой, он точно знал, что никогда не был счастливее, чем в это раскаленное от чувств и свободы лето.
Но свобода имеет свойство быстро заканчиваться.
Первым звоночком и было то самое пресловутое радио, которое они слушали однажды в кафе и на котором поставили песню «Меты».
Второй звонок прозвучал вполне себе отчетливо спустя еще неделю. И голосом Марины Таранич в телефоне предоставил информацию к размышлению.
— Долго еще бездельничать собираешься, карандаш? — без обиняков спросила она одним замечательным утром в середине августа. — Не умаялся еще?
— Шутишь? — весело отозвался Мирош, прижимая трубку плечом к уху и пытаясь пристегнуть к ошейнику Лорки поводок. — От отдыха и безделья еще никто не уставал.
— Чепуха, устают от всего. В Аркадию, как я понимаю, играть вы не катаетесь?
— Нас пока не особенно ждут в «Ибице», а я не вижу перспектив в концертах по сраным кафешкам.
— Слова не мальчика, но мужа.
— На радио — ты?
— На радио — я, — подтвердила Маринка все его догадки разом. — У меня на «О-стапе» друг старый есть. Забросила пробный шарик.
— За просто так?
— Обижаешь, карандаш. За папу. Я помню, что ты не афишируешь, но с твоим неафишированием еще пару лет, и вы развалитесь на куски ввиду отсутствия результатов. От того, что хоть раз сделаешь что-то полезное для группы, с тебя не убудет. А так с пяток протянете, пока амбиции Фурсова не переплюнут твои.
Иван поморщился. Отпустил пса. Уселся на диван.
Швырнуть трубку подальше пока погодил, хотя еще год назад так и сделал бы. В словах Маринки всегда присутствовало разумное зерно. Выражения она чаще всего не подбирала, равно как и методов никаких не гнушалась. Существовали ли для нее табу — большой вопрос.
За то не очень продолжительное время, что они были знакомы, Мирош много нового о себе узнал из ее уст. Про «принца рафинированного» и собственную неисключительность. А еще про то, что на вдохновении нихрена не будет, что пахать придется. Пахать Иван был не против. Вопрос вопросов: вдоль или по диагонали поля?
— В общем, слушай. Ноги в руки и дуй в Одессу, — продолжала бубнить она. — Собираешь пацанов, где хочешь, и живо ко мне, разговор есть.
— Они расползлись, как тараканы, у них каникулы, — буркнул в ответ Иван, глядя, как Лорка треплет кончик отпущенного поводка.
— Ну, это в твоих интересах, и мне как-то пох*й, что у вас там творится. Я хочу заняться вашей раскруткой. Эксперимент с радио дал неожиданный результат.
— Песня пошла? — Мирош вскочил с дивана.
— Полетела. Чарты, конечно, не возглавила. Пока. Но чем черт не шутит. Если мы начнем работать, до конца года можно многое успеть.
— Ты серьезно?
— Нет, бл*ть! Шучу! Карандаш, не заставляй меня думать, что ты тупее, чем мне казалось.
Оставить все, как есть. Вернуться в Одессу. Собрать пацанов. Подписать контракт с Таранич. В шутку ее называли Рыба-молот — за способность пробивать башкой стены и за упорство, с которым она это делала. Ей подходило. Но, черт подери, оставить все как есть — именно сейчас?
По идее он должен бы броситься паковать чемоданы. Но именно с этим Иван и не спешил. Вместо того все-таки подобрал поводок и выперся с Лоркой на улицу, направившись к По́линому дому. Если бы только она согласилась вернуться с ним в город! Оставаться без нее он не мог физически. Несколько часов вдали — ночью, под августовскими звездами, россыпью которых нельзя восхищаться в одиночестве — и он уже сходит с ума.
Конечно, дома будет уже не то, не так, не запредельно. Не до последней капли дыхания. Потому что начнется: родители, универ, репетиции. То самое Полино «потом», которого он боялся и о котором избегал думать. А если начинал, то неизменно натыкался на здоровенный, жирный знак вопроса: «Что за?..» Формулировка весьма многогранная и в некотором роде всеобъемлющая.
Жених со счетов Иваном и не списался. Даже при «навсегда», обещанном им в их первый закат. Чужое кольцо Зорина сняла, но ведь существовал же ее жених где-то в чертовой параллельной жизни! Где? Не здесь. Остался в Одессе? И если они вернутся сейчас, чтобы «Мета» могла работать, какова вероятность того, что между ним и Полей и правда будет «потом»? Она молчала. Он — не спрашивал. И когда они были вместе, сомнения сами исчезали куда-то. Сейчас они вспыхнули в нем с новой силой.
Но ведь лето их все еще продолжалось! Скользило по кромке воды рядом со слетающей на сушу чайкой.
Так думал Мирош, торопливо шагая вместе с псом по улице и обдумывая, что скажет Полине. Он ошибался. Все имеет свойство заканчиваться довольно быстро. Буквально по звонку. К примеру, третий звонок в театре означает окончание антракта. Их с Зориной антракт на берегу моря между двумя актами жизни тоже прервал третий звонок. Не первый, и не второй.