На берегу Тьмы

– Митрушу ищут какие-то по селу, еле ноги унесли, – лепетала Глашка, пока Митрий с вызовом смотрел на Катерину и Александра. В его взгляде не было ни тени страха.

– Пусть сам свои дела решает, – сплюнул с крыльца Александр.

– Бабу с дитем хоть пусти – на сносях она, – буркнул Митрий, – а то мне не с руки с ней бегать. Все через нее сгинем.

– Ай, Катька! Убьют они его! Детей сиротинками оставят! А кто ж их напоит и накормит?! – заголосила Глашка.

Фрося от крика проснулась и заплакала. Митрий стал ласково утешать ее, щекотать: «Доча моя…» Катерина подхватила девочку, прижала к себе и успокоила, всем видом показывая Глаше, что возьмет Фросю, что бы ни решил Александр.

– Сестру пущу, а тебя – нет, сам выпутывайся! – отрубил Александр.

– Про другое и не просил, – вальяжно бросил Митрий и собрался уходить.

Глашка заверещала, повиснув на муже:

– Ах, родненький ты мой! А на кого ж ты нас покидаешь?

– А ну, заткнись! Что ты как по покойнику голосишь?! – Митрий раздраженно стряхнул жену.

Глашка, обливаясь слезами, прошептала, упав на колени перед Александром:

– Жить без него не смогу, удавлюсь, вот те крест!

Катерина дотронулась до рукава мужа, но он стоял не шевелясь и равнодушно курил, глядя вслед уходящему Митрию.

Вдруг со стороны дороги послышалось лошадиное ржание. Глашка растерянно поднялась с колен. Не могла решить, в какую сторону бежать: к дочери или к мужу. Митрий обернулся и стал выжидающе смотреть на Александра. Оба понимали: те, что пришли за Митрием, не будут разбираться в их отношениях, принимал Александр Митрия у себя или нет, и порешат всех скопом.

Александр махнул:

– Возвращайся – черт с тобой!

Когда Митрий с насмешливым видом не спеша подошел, Александр процедил:

– Только на одну ночь. На чердаке посидишь. А завтра чтобы не было и духу!

Митрий злобно усмехнулся:

– Ну, хозяин, никогда не забуду гостеприимство твое!

Катерина унесла спящую девочку в дом:

– Пусть в тепле спит – со своими положу. Кто знает, сколько у меня детей?

Всадники приближались. Залаяла собака. Доносилось, как люди спешились у калитки и, не особо скрываясь, переговаривались, пока привязывали лошадей.

Александр быстро повел беглецов на чердак – тайный узкий лаз со стороны леса, который не был виден из дома. Он специально сделал себе это убежище, чтобы скрываться, если его соберутся мобилизовать в Красную Армию. Пускать сюда Митрия было риском, но другого выхода сейчас не придумал.

Едва Александр успел вернуться в дом через двор, как в переднюю дверь постучали. Агафья, которая слышала разговор на крыльце, вздыхала и бубнила: «У самих детей трое…», «в Дмитрово к матери своей бежал бы, что ль, собака…». Александр пошел открывать дверь.

В дом, грохоча запорошенными сапогами по коридору, вошли четыре красноармейца с винтовками. Огляделись. Следом за ними в проеме появился невысокий коренастый мужчина в красноармейской форме, при погонах и с медалями на шинели:

– Бог в помощь! Барон фон Киш.

– Александр Сандалов, а это жена моя и родственница ее. – Александр показал на женщин.

Красноармейцы тем временем беспардонно шарили по комнатам, заглядывали под кровати. Такое уже случалось, но Катерина все равно еле сдерживалась, чтобы не броситься на них.

– Больше никого?

– Нет, – поспешно ответила Катерина. – Только дети спят. Кто вы такие?

– Ты накрой на стол, хозяйка, накорми путников, – сказал барон, не обращая внимания на вопрос. Он подал какой-то знак, и двое красноармейцев вышли во двор, стали искать там.

– Никого, – доложил один из них, вернувшись.

– Ступайте на караул, – приказал фон Киш, и те двое вышли на крыльцо.

Катерина принесла солений и немного хлеба, испеченного из муки и опилок. Весь прошлый год не было соли – не поставляли в губернию. Не могли заквасить капусту, посолить овощи. К счастью, сейчас соль появилась, но менять ее приходилось на не менее драгоценный хлеб.

– Агафья, иди к себе, – шепнула Катерина.

Агафья села у печи на кухне и стала молиться так громко, что слышалось и в комнате:

– Господи, избави нас от супостатов!

Раскрасневшийся с мороза фон Киш устало плюхнулся на хозяйское место, грохнув револьвером об стол. Двое красноармейцев, прислонив винтовки к стене, развалились по обе стороны от барона: один высокий, рыжий, с длинным вытянутым лицом и квадратной челюстью, а второй маленький, верткий, с черными пронзительными глазами.

– Ну, хозяин, и ты садись, – миролюбиво пригласил фон Киш.

Александр молча присел на лаву. Катерина настороженно встала у печки, скрестив руки на груди.

Фон Киш кивнул рыжему – тот достал из-за пазухи заткнутую газетой бутыль белесого самогона и торжественно водрузил ее на стол, с вызовом поглядывая на Александра: а? Каково? Самогон сейчас не гнали – не хватало ни зерна, ни картошки даже на еду. Верткий молча выудил из-под шинели шмат желтого в крошках махорки сала, завернутый в агитационную листовку.

– Неси чарки, хозяйка, – скомандовал верткий.