На ближневосточных перекрестках

…Наша прогулка по Шибаму заканчивается. Минуем небольшой рынок, раскинувшийся у стен мечети Харуна Рашида, которую построил здесь ретивый наместник этого знаменитого халифа, затем бывший дворец султана Кайти и выходим к городским воротам в сопровождении огромной толпы детей, бросивших ради редкого в этих местах визита европейца свою любимую игру заггас. В нее играют крупными костями от четок. И только сейчас замечаю, что все девочки в Шибаме — с открытыми лицами, без традиционного черного одеяния. Что это — пренебрежение канонами ислама или влияние иудаизма, о котором мне говорили?

На следующий день отправляемся в Терим — «город науки», как его называют в Хадрамауте, потому что здесь построены 360 мечетей. Сперва дорога идет к аэродрому Эль-Гураф. Слева от него находится Вади-Рудуд, где создается государственное хозяйство. На поле работает трактор, вокруг него суетятся люди, и мы решаем запечатлеть эту картину на пленке, Останавливаем автомашину и знакомимся. Через несколько минут беседа принимает оживленный характер. Сотрудник сельскохозяйственного управления Махмуд рассказывает о том, что в настоящее время остро стоят вопросы обеспечения водой Хадрамаута.

— Развитие сельского хозяйства связано с глубоким бурением, — говорит Махмуд.

Около трактора расположились крестьяне. Оказывается, трактор принадлежит одному из них, и он работает по просьбе заинтересованных лиц. Участок в 100 матыра вспахивается за 60 шиллингов, т. е. 16 шиллингов платят за час работы. Крестьяне развязывают мешок и на циновку высыпают семенное зерно. Мешок небольшой, в нем 20 ратлов, или 1 кахавкль — местная мера, равная северойеменской фарасиле. Прислушиваюсь к их разговору. Обсуждается вопрос, сколько посевного зерна нужно для вспаханной джирбы (участка). Один крестьянин утверждает, что достаточно одной кабда яд, т. е. одной горсти, другой считает, что здесь не обойтись и мудейн, т. е. полутора горстями. Вмешивается третий, как выясняется, крестьянин из деревни Хаджар-Сияр — центра среднего района пятой провинции, который говорит, что лучше не рисковать и засеять участок из расчета саа, т. е. двумя пригоршнями на одну матыру. Оставляем крестьян за деловой беседой на тему, которая всегда и везде волнует земледельца.

К нам в машину подсаживается Салех, крестьянин из деревни Хаджар-Сияр. Он просит довезти его до Терима.

Салех рассказывает, что в его деревне много пальм, а на богарных землях выращивают пшеницу. В Хаджар-Сияре колодцы вырыты на глубину 18 махдар. Махдар — «раскрытые руки» — весьма распространенная на юге Аравии мера длины, равная примерно 2 м. На побережье этой мерой, только называемой «ба», измеряют глубину моря, длину корабельного каната и якорной цепи.

— Если два года не бывает дождей, то плохо, — говорит крестьянин. — Приходится тогда спускаться в долину, чтобы не умереть от жажды. Нет, в Саудовскую Аравию наши не выезжают, — отвечает Салех на мой вопрос. — Из всего Хаджар-Сиура там работают, может быть, человек двадцать, не больше. Там плохо к нам относятся: если поймают «без бумаги», сразу сажают в тюрьму.

Пытаюсь представить себе, где же на карте находится Хаджар-Сияр. С помощью попутчика устанавливаю, что деревня расположена на границе с пустыней Руб-эль-Хали, в нескольких часах езды от города Абра. В Южном Йемене после завоевания независимости происходит ломка социальных отношений в деревне, и мне интересно, какие же перемены произошли в этом далеком, затерявшемся местечке.

— Сейчас у нас хорошо, — говорит Салех, — Каждый год берут в школу 50 детей, открыли медицинский пункт. Раньше один шейх решал все вопросы, а сейчас в деревне — комитет из трех человек, и правильно! Разве может один человек справедливо решить какое-нибудь дело?! — спрашивает и одновременно восклицает он, — Раньше при обращении к определенным лицам я должен был говорить «шейх», «сейид» или «кадд». А сейчас все обращаются друг к другу со словом «ахи» — «мой брат». Дела идут хорошо. Правительство помогает. Но денег маловато, — сокрушается Салех.

Мне любопытно услышать, знает ли что-нибудь о нашей стране этот полуодетый крестьянин в короткой юбке, называемой здесь «сабаия» или «мааваз», из небольшой деревушки, вырванной лишь несколько лет назад из средневековой спячки.

— А как же, — обижается Салех. — Конечно, знаю, Россия — наш друг. Ведь радио слушаем.

Действительно, радио раздвинуло горизонты и ликвидировало границы. И во время своих поездок по Арабскому Востоку я не раз убеждался в том, что многие, часто даже неграмотные люди глухих деревушек и селений знают о Советском Союзе из передач по радио.