На бобровых тонях

— Пусть себе и так… — упал духом Иван. — Только сейчас я не сяду рулевым, пока не поставлю в лодку мотор, — сказал он, как отрезал.

— Об этом лучше вечерком поговорим, не горячись… А теперь — айда! — дает команду отец. — Недалечко отсюда паром, там мы и оставим лодку со своими шмотками. И Малинин не минует, ежели на озере задержимся. Паромщика предупредим — он ему и скажет, где будем.

Отец не сел в лодку, пошел пешком к парому.

Иван все-таки решил остаться верным себе:

— Ну, теперь вези меня, а я тебя — когда поставлю мотор… С ветерком буду катать! И только не сердись — по течению и щепка плывет… — Он явно насмехался надо мной, думал, что я не справлюсь с лодкой.

Я уселся на корму.

Тихо, но лодку гоню. Течение, правда, помогает. Иван полулежит в носовой части лодки на брезенте и размышляет:

— Вот увидишь, мотор достану. Не удастся свой собрать, так у Яшки Рубана тарахтелку его заберу. Ему этим летом она все равно не понадобится.

— А где же его лодка? Была ведь, кажется, и неплохая… — спрашиваю у Ивана.

— Была да сплыла… За Старой Толкачевкой нашел он ее с прорубленным днищем. Кто-то здорово поиздевался… — Иван получше улегся на брезент, закинул руки за голову. — Эх, с мотором заживем мы здесь!..

Отец, пока мы плыли, пожалуй, вволю наговорился с паромщиком. Они сидели возле шалаша, покрытого порыжелым сеном, курили.

Причалил я как раз там, где паромщик берет воду. Склон берега отлогий. Иван спрыгнул на берег, лодку втащил как можно дальше на сушу, чтоб при разгрузке не так качалась.

Вскоре он надумал поить бобров.

— Может, мы поздно вернемся… А так вот попьют — и пусть себе радуются…

Я выкопал невдалеке от шалашика продолговатую яму. Поместили в нее всех шесть бобров; поставили ловушка к ловушке, укрыли сверху ветвями, хворостом и сеном — спрятали зверьков от солнца и дождя.

Паромщик со вставным глазом и беспалой рукой (конечно же, послевоенный «минер», о чем он — я слышал краем уха — и рассказывал отцу) то и дело обращался к нам:

— Хлопцы, походим на танцы, а?

— Походим! — весело отзывался Иван.

Я незаметно разглядываю паромщика. Из левой глазницы, где сидит искусственный глаз с голубоватым зрачком, ежеминутно катятся слезы — одна за одной, как бусинки. Паромщик терпеливо вытирает их платком, который не засовывает в карман, держит в руке.

Отец сочувствующе спрашивает:

— Чего ж это слеза так бежит? Непорядок с глазом — гляди, браток, покажись доктору…

— Обморгается. — Паромщик как-то беззаботно хохотнул: — Гых-ха-ха-а… — Потом признался: — Купаться вздумал, значит… Так глаз-то мой и выскользнул было, шельма, в реку. Упал между пустых раковинок — блестит, значит, перламутром переливается… Если бы в колдобине какой, где, скажем, стоячая вода. А в Соже, значит, на дне такая крутоверть, что ничегошеньки не разобрать… Ищу, ищу — а нету! Тогда, правда, как-то удачно нырнул — нашел. Достал свой бинокль!..

СИНЕЕ ОЗЕРО — БОБРОВЫЙ РАЙ

Озеро окружали дубы. А сплошь по берегу, у самой воды, густо кустилась лоза.

— Без лодки тут мы не сладим, — заявил Иван. — Распугаем только бобров… Может, какой простачок и перепадет, а на большее рассчитывать нечего.

— Вот-вот, с лодкой, конечно, и простачок может поймать бобра. А вот подскажи-ка, спец большой, как нам без лодки обойтись?..

— Портки снимать придется, — невесело говорит Иван. — Иначе тут никак и нельзя…

— Вот ведь антихрист — знал, выходит, как ловить, а молчал, не признавался. — Отец смеется. — Уж так и быть, штаны тебе не придется снимать — твои белые ноги далеко будет видно, можешь бобров напугать.

Я тоже смеюсь. Иван молчит. Но вот он кидает окурок на воду, улыбаясь говорит:

— Плавал бы я вот так, как недокурок этот, тогда бы, конечно, не побоялся глубины. Но я, клянусь вам, как обух плаваю… А вообще-то не я ловушками занимаюсь. Норы обставляет вот он, — показывает на меня. — Это его занятие. Я гоняю лодку. Шкипером тут я. Вот так.

— Какой же ты шкипер? Я же сам видел, как ты в лодке спал.

— Хорошо. Буду гонять лодку. Все буду делать, а только в студеную криницу эту не полезу…

И вправду, вода в озере как лед. Тут уж Иван прав. Признаться, я не ожидал, что таким оно холодным окажется — не иначе ключи со дна бьют. И наверно, много ключей! Вода едкая — аж сжимает всего! Выходит, и у холода есть свои механические силы, не только у тепла.

— А ты думал! — торжествует Иван. — Озеро это не так себе чистое. В нем же, вглядись-ка, дна вовсе нету… Улепетывай на берег скорее — околеешь… — И торопливо подает мне очередную ловушку, сочувствующе смотрит на меня.

Отец надумал обрубить лозовую навись, что густо раскинулась над водой. Иван поддерживает его в этом направлении. Но я останавливаю их прыть — дескать, все бесполезно: под водой лозняк еще побольше и его уж никак не обрубишь…

— А, будь что будет! — решает отец и отпускает собаку.

И вот результат: из пяти бобров, которых Шарик вытурил из этих самых нор, не миновал ловушки только один.