На боевых рубежах

Потом, когда выяснилось, что больше двух паромов в линию моста ввести нельзя, так как тяжелый лед все отбрасывал со своего пути, а катера БМК оказались неприспособлены для работы в таких ледовых условиях, от наплавного моста отказались и стали думать об организации переправы на отдельных паромах. Предложений было много. Но пока на берегу реки спорили понтонеры и саперы, неизвестный солдат, сделав из серого байкового одеяла парус, пустился с грузом боеприпасов на обыкновенной рыбацкой лодчонке через бурлящий и ревущий Днепр. Это был страшный, беспримерный поединок воина со стихией, — и воин победил. Потом в течение дня несколько смельчаков пытались таким же способом переправиться на ту сторону, но никому не посчастливилось повторить подвиг товарища. А он сделал еще четыре рейса с продовольствием и боеприпасами. В тот же день солдат был награжден орденом Красной Звезды, который ему вручил командующий армией.

К рассвету следующего дня нам удалось «протолкнуть» свой первый паром на правый берег Днепра. Лед стал идти реже, и переправа работала бесперебойно.

— Вот как только отгоним фашистов подальше от берега, поеду на недельку в Старобельск, — твердо сказал Кувакин, сидя со мной в блиндаже, на переправе.

— Лариса Петровна приглашала?

— Я без приглашений, — сказал Виктор Петрович. — Приеду и с места в карьер сделаю предложение. Согласится — хорошо, нет... — Кувакин замялся, и даже лицо его сделалось жалким.

— Все-таки, если откажет, что тогда? — придирчиво допытываюсь я. Но он на сей раз молчит. Видно, что ему легче организовать работу на самой капризной переправе, легче обезвредить минные поля, чем потерять Ларису Петровну. Да, годы войны наложили свой отпечаток на характер Виктора Петровича. Многое изменилось в его взглядах на жизнь, на людей. Он стал другим. Раньше легкомысленно относился к женщинам, а вот Ларису Петровну полюбил и говорит, что навсегда.

— Умру, а своего добьюсь! — решительно заявляет Кувакин, словно предупреждая тех, кто попытается лишить его счастья, и набрасывается вдруг на Аралова: — Думаешь, если ты женился на Ольге, то и мир встал? Нет, надо и другим решить свою судьбу. Пошли, товарищи, на берег, — уже совсем спокойно говорит Виктор Петрович, — кажется, там Бухтин нас ищет.

Полковник Бухтин и в самом деле меня разыскивал, но, торопясь на другую переправу, оставил в штабе батальона телефонограмму.

— На, почитай, — удрученно сказал Виктор Петрович, подавая мне небольшой листок бумаги.

«Приезжай срочно, — медленно читаю я вслух, — вместе с Араловым. Демченко остаться на месте. Есть новости. Пузыревский».

— Есть новости. Знаете, такие интригующие записочки посылал я в молодости своим девочкам, когда приглашал их на свидание и хотел, чтобы они обязательно пришли, — иронизирует Кувакин.

— Ну, ты не очень-то, — предостерегающе говорит заскучавший Аралов. — Петр Михайлович свое дело знает и зря ничего писать не будет.

Поодаль сидит и улыбается Иван Иванович Демченко.

— Вы поймите только меня правильно, — сказал он, подсаживаясь ближе к столу, на который уже поставили большую сковородку с жареной селявой и целую буханку серого хлеба. — нашему фронту теперь, после ликвидации этого «нарыва», — так он назвал никопольский плацдарм немцев — остается не так уж много дел. Крым, и только. Так с этим и армия может справиться, а фронту, наверное, дадут задачу пошире.

— Каков же ваш прогноз? — вежливо спрашивает Аралов, заглядевшийся на большую сковородку.

— Вывод один. Сначала сожмут наше управление фронта, а, когда будет покончено с немцами в Крыму, все армии и управление фронта переведут на другие операционные направления. Согласны?

— Согласен, Иван Иванович, но какое это имеет отношение к нашему разговору? — спрашиваю я.

— Самое прямое. Может, уже пришли новые штаты...

— Ах, вот как! — раздается повеселевший голос Аралова. — Может, скорее в Москве окажемся?

— Кушайте на прощание селяву, очень вкусная штука, — говорит Кувакин, — специально в Бердянск посылал за ней. А что до телефонограммы — гадать не будем. Завтра узнаете и нам как-нибудь передайте.

* * *

Развязав себе руки на правом фланге, штаб Южного фронта в конце февраля 1944 года переехал в большую и какую-то неуютную деревню Сивашское. Зато отсюда было совсем близко и к переправам, и к армиям. Стало похоже на то, что немцам недолго осталось сидеть в Крыму, и вряд ли им уже придется летом наслаждаться ароматом знаменитых роз или прохлаждаться в тени кипарисовых аллей, на взморье.

Генерал-майор инженерных войск Николай Семенович Горбачев доносит торжественно, что им заканчивается строительство оборонительного рубежа, но теперь все внимание обращено только на Сиваш и Перекопский перешеек. Завершается усиление Сивашского моста. И даже генерал Баженов, старый поборник отсыпки насыпи, давно сдался и чуть ли не ежедневно навещает строителей в ожидании скорейшей сдачи объекта.