На большой реке

Кусищев тяжело задышал, всем своим громадным телом насунулся на Пылаева, рука у него сжалась в кулак.

Он резко повернулся к двери и вышел из барака на улицу.

21

Двадцатого октября супруги Лебедевы возвратились в Москву. Когда они вышли из лифта и, поставя чемоданы, Дмитрий Павлович позвонил, Нине стало страшно. «Да неужели за этой вот дверью с медной яркой пластинкой, на которой значилось: «Академик Дмитрий Павлович Лебедев», — отныне ее дом? Неужели она и есть та, о и будут говорить: «Супруга академика Лебедева»? Как это странно, как это непонятно все-таки!

И Нина невольно отступила и спряталась за его спину, чтобы он вошел первым.

Но он улыбнулся и, ласково положив ей руки на плечо, снова поставил ее впереди себя.

— Нет, нет, — сказал он, — хозяйка должна войти первой.

А за дверью вдоль по коридору уже слышны были торопливые шаркающие шаги.

Нина знала, что это спешит старая няня и домоправительница Варвара Тихоновна, вынянчившая Верочку.

Слышно было, как лязгает вынимаемый трясущимися руками затвор дверной цепочки.

Дверь распахнулась. Седая, невысокая ростом старушка во всем черном и в черной кружевной наколке смотрела на них.

— Здравствуйте, нянечка! — радостно, громко сказал Дмитрий Павлович.

Старушка слегка всплеснула ручками, тихо вымолвила «ой» и вдруг побежала, побежала от них и скрылась в двери столовой.

Нина и Лебедев переглянулись.

— Ничего не понимаю, — шепнул он. — Правда, она у нас вообще с причудами малость.

Дверь в столовую была распахнута. Они вошли.

Нянечка стояла лицом к ним и дрожащими руками подносила им хлеб-соль.

— О няня! — растроганно сказал Дмитрий Павлович.

Нина обняла ее и поцеловала.

— Варвара Тихоновна! Да какая же вы чудесная! — вырвалось у нее от всего сердца. — Вы... вы как мать!

— Ой, да уж знает и как зовут меня! — удивилась старушка. — А красавица-то какая! Сжалился над ним господь!

— Сжалился, няня, сжалился! — весело подтвердил Дмитрий Павлович.

Варвара Тихоновна присела с Ниной на диване и все любовалась ею и вздыхала от счастья.

— Так, стало быть, круглая сиротиночка ты у нас, ни отца, ни матери у тебя нет! — попричитала няня, узнав, что отец Нины погиб в 1941 году на фронте, а мать умерла в Ленинграде во время блокады. — И никого-то у тебя нету родных?

— Брат. Полярный летчик. Он женат уже.

— Видно, тяжко же тебе пришлось в жизни-то, — продолжала старушка. — А вот не сдалась же: на инженера выучилась. Умница, умница! А у нас тебе счастье будет. Уж ты поверь мне. — Тут она перешла на шепот, хотя Лебедева в комнате не было: ушел переодеться. — Потому, говорю, счастье, что он-то у нас хороший, добрый, хоть и кричу я на него порой. А и как же не кричать? И кушать забудет, если не напомнишь. И до двух часов ночи все сидит и сидит. И люди-то к нему все ходят, отдохнуть не дадут: одному — то, другому — другое. А он, если откажет кому в чем, так после и сна, бывало, лишится: «Ах, няня, зря я ему отказал, надо было помочь!» Ну, и пользуются, кто половчее да понахальнее. Я уж которых и по своему разумению, своей властью спроваживаю.

— Няня, зачем так?

— Ведь я не то что прогоняю. А так же вот, как, бывало, Зинаида Семеновна покойная: «Его нет дома». Или: «Отдыхают». Или: «Нездоров он».

— Они хорошо жили? — несмело и разом вспыхнув, спросила Нина.

Прежде чем говорить, няня подошла к двери И поплотнее ее закрыла.

— Не скрою от тебя, деточка, ничего, — зашептала она. — Не тем будь помянута покойница, а только не было ему от нее сочувствия. Только что денег, денег подавай побольше. Да наряды, да театры, да в заграницу ездить. Как самого-то пошлют в чужие страны, она уже не отстанет, нет! И навезет оттуда всякого тряпья. Мотать деньги — первая у нее была страсть. А его-то вовсе не призирала. Не обихоженный он был у нее, без внимания. Сколько моего смыслу-уходу хватало, я присматривала за ним.

— А Верочка?

— Что Верочка! Добрая она у нас и отца без памяти любит. А так... вроде как на мальчишку было задумано, да на девочку поворочено!

Нина не поняла.

— Ну, к дому вовсе не способная. Еще в школе бывало: велосипед да какой-то тир. А потом, как студенткой стала, будто и поумнела и по ученой части пошла, да только не по той, что отец. Вот и не выговорю сразу-то... Геолог. Замуж вышла. В Ленинграде живут. Да только слава, что в Ленинграде. А больше скитаются.

— Как скитаются?

— А так: с весны до глубокой осени все где-то по горам, по тайгам. Вот увидишь на карточке-то. Муж-то у нее такой же. Ну, зиму поживут в городе, а там и опять. Детей нету. «Не хочу, — говорит, — себя связывать!» Нынче-то ведь на этот счет у нас просто! Ой, нет, — как бы тревожно спохватилась она, — и думать не хочу, что и ты у нас такая же. Только тогда мне помереть будет спокойно, когда и твоего ребенка хоть покачать успею, — выходить где уж!..

Беседу их прервал Дмитрий Павлович.

— Ну, Нина Владимировна, — сказал он, впервые для важности назвав Нину по отчеству, — пока готовится ванна, прошу вас обозреть и принять ключи от ваших владений!

Он шутливо церемонным поклоном пригласил ее начать осмотр комнат.