На большой реке

— А теперь разреши попрощаться, — сказал он, взглянув на часы. — Мне пора. Сама знаешь, путь на аэродром не близкий: электричка, затем еще автобус.

Она снова усадила его.

— И незачем вам спешить! — решительно заявила Нина. — Сейчас я позвоню в гараж и сама отвезу вас. Не бойтесь, у меня первый класс, — пошутила она. —И домчимся мы быстро. А сейчас я приготовлю кофе, и мы успеем еще позавтракать.

Журков поблагодарил, но от кофе отказался:

— Спасибо. Но уж если так, то давай позавтракаем на аэродроме, как тогда, четыре года назад... Помнишь? — сказал он и улыбнулся.

— Ну как же! Разве такие встречи когда-нибудь забываются?

И вот они снова на том же самом Быковском аэродроме, на котором произошло летом 1951 года их первое, такое забавное и памятное обоим знакомство.

За столиком во время завтрака Журков то и дело настораживался, когда из репродуктора вдруг раздавалось: «Внимание, внимание! Объявляется посадка в самолет...»

И теперь уже Нина успокаивала его: «Да не волнуйтесь вы, Артемий Федорович, не забудут вас, это еще не ваш самолет!»

В завершение завтрака Журков попросил по стакану кофе с лимоном.

— Что смотришь, синеглазая? — вдруг шутливо закричал он на нее. — Вот кофеек с лимоном, и не более того!..

34

Какое просторное утро! Ясное. Солнечное. Тихо. Лишь на самом мосту от быстрины водосвала ощутим свежий ветер, насыщенный водяной пылью.

Не верится, что уже конец октября!

Воздух над Волгою, над горами чист и прозрачен, как промытое на зиму окно.

Вдоль всей деревянной магистрали, что пролегла через бушующую Волгу, на каждом сцепе, над голубыми перилами, вдоль края, с которого не будет отсыпки, реют как-то по-особенному бодро и празднично красные флажки.

Сегодня воскресенье. Этот день был нарочно избран, чтоб народу обоих берегов невозбранно было принять участие в торжестве укрощения Волги. Однако ведомо любому мальчишке, что торжество торжеством, а вперед будет бой, да и неслыханный, у этих косматых гор, где гремело когда-то разинское «Сарынь на кичку!».

Серебристого металла колокола-репродукторы с сердечником, похожим на вершинку снаряда, — динамики, укрепленные над мостом, — уже проснулись, и радостно отдающийся в каждом сердце хрустальный звон курантов Кремля несется над Волгой навстречу солнцу, пробрызнувшему сквозь верхушки нагорного бора.

И это сразу переносит мысль туда, в Москву, в Кремль. И невольно кажется, что все эти реющие над Волгой флажки-вымпелы, флаги вливаются в то огромное красное зарево — знамя, которое осеняет величественно-объемный купол дворца, где некогда Ленин вел заседание Совнаркома, посвященное плану ГОЭЛРО.

Поперек ажурной семидесятиметровой армоконструкции, воздвигнутой на бетонной круглой башне опоры воздушной дороги через Волгу, протянуто длинное алое полотнище: «Выше знамя социалистического соревнования в честь XX съезда КПСС! В декабре 1955 года дадим первый ток столице нашей родины — Москве!»

Всю ночь накануне на большой плавучей пристани, установленной в затоне, позади башни-опоры, шло последнее заседание «штаба перекрытия». И вот, наконец, умолкли на КП все пререкания, сомнения, назначен час главного удара — сброс в бушующий проран шестисотпудовых бетонных пирамид. Всю эту ночь в ярчайшем свете более чем двухсот прожекторов и в безмятежном сиянии яркой полной луны, далеко озарявшей Волгу и горы, шла подсыпка горной породы и камня, бухал в воду с костяным грохотом белесый камнепад: шло выравнивание подводного банкета.

Скорость воды в проране все увеличивалась. Перепад возрастал. И на рассвете Волга совладала-таки с камнем!

Неусыпный и вездесущий Асхат Пылаев, сменный прораб, позвонил Резцову на КП.

— Камень сносит, как пузыри! — прокричал он. — Что будем делать? Дальнейшую отсыпку камня считаю бесполезной!

Вздремнувший под утро в кресле Резцов вышел на ярко освещенный мост вместе с Кареевым. Позевывалось, познабливало. Только что к бровке моста подпятился самосвал и, вздыбив кузов, с грохотом обрушил в пучину белесо-желтый сыпень. И они оба смогли увидеть, как большущая глыба горной породы скользнула по касательной, ударяясь о гладкий горб водосвала, и, не успев пробить бешено несущийся водосвал, была отброшена далеко вперед и там исчезла среди бушующей пены.

— Этакие глыбы сносит! — сказал Резцов. — Ну что ж, видно, пора вводить в бой «катюши»! Посоветуюсь с Натальей Владимировной.

Но она уже сама подходила к ним.

Сперва многие на мосту удивленно посматривали на эту худенькую, смуглую с большими оленьими глазами женщину с прямым пробором темных, гладко причесанных волос. С утра до поздней ночи не уходила она отсюда, начиная с того дня, когда установили последний сцеп. Днем, когда было тепло, ее наряд составляла косынка, лыжный костюм, бутсы, которые, казалось, ей тяжеленько было таскать, а как только свежело — присоединялся ватник. Она была похожа на молодого корейца.