На большой реке

Нежная сиреневая синева заволжских гор, обманчиво близких глазу, ясный воздух этого чудесного утра, свежесть реки, сияние прибрежных барханов над обрывом и реденький сосновый борок на песках за околицею — все это наполнило душу Лебедева давно не испытанной отрадой.

— А что, ребятки, — обратился он к Нине и Орлову, — постоим немножко?

Нина вскинула на него взгляд.

— Вы устали? — спросила она.

— Нет. А просто хорошо здесь очень.

— Да, очень хорошо! — согласилась Нина. — Ну что ж...

Орлов забеспокоился.

— Нина, — сказал он, — а ведь нам же некогда с тобой!..

Она стала припоминать, с чего бы уж так некогда им сегодня — в воскресенье и в такую рань, но так и не смогла припомнить. И все же надо было как-то исправлять неловкое положение. Пришлось соврать.

— Да, да, — сказала она, как бы вспомнив. — К сожалению, надо идти...

— Жаль, очень жаль, — с напускной безмятежностью сказал академик. — Ну что ж... Пожелаю вам всего доброго. А я, пожалуй, останусь... Пройдусь вон до тех песков... Люблю сосновый бор на песках!

Он прикоснулся рукою к шляпе.

Они ушли.

Нина молчала. Гнев нарастал в ней: принудил солгать! Да разве Лебедев не понял?! И какое он право имел, Вася Орлов, так обойтись с ней? В конце концов он ей не муж, она ему не жена! Да и если бы... Никогда, если даже и поженятся, не позволит она ему этих диких выходок. Прямо-таки до хамства доходит. Нет, довольно поблажек, а то ребята бог знает что начнут думать. Диктатор выискался!.. Ревнивец допотопный!..

Она ждала, когда заговорит Орлов, но тот упорно молчал. И она не выдержала:

— Скажи, пожалуйста, зачем ты и меня вовлекаешь в эту глупую ложь? Просто неудобно перед человеком!..

— Что-то уж ты очень заботишься о нем, Ниночка! — неожиданно тонким голосом крикнул Орлов.

Это означало у него ехидство.

Нина от души расхохоталась: так смешон был сейчас этот большой детина, обладавший густым голосом и вдруг заговоривший чуть не дискантом.

— Глупее ничего не мог придумать? — только и сказала она ему в ответ.

Шли некоторое время молча. Наконец Орлов произнес, гулко ударяя себя кулаком в грудь:

— Ну, прости, Ниночка, прости! Не буду. Провалиться, не буду!.. Мне, понимаешь, досадно стало: надеялся целый день с тобой вдвоем пробыть, а ты все этого старика с собой тащишь и тащишь.

Нина промолчала.

Они свернули с обрыва в переулок. Кирпичное двухэтажное здание политотдела — некогда дом крупного хлеботорговца — стояло почти над самым яром Воложки. Отсюда открывался широкий вид на утесы правого берега.

В этом же доме помещались и редакция многотиражки и отдел кадров.

Возле политотдела на щите вывешивалась ежедневная расклейка газет «Правда» и «Средневолжская коммуна».

— Пойдем почитаем, — сказал Орлов и слегка потянул Нину за рукав пальто.

Она удивилась.

— Но ведь и у нас есть газеты, что же тебе так не терпится? Приехать на левый берег, чтобы стоять у стенда и читать газету!..

Орлов как будто смутился.

— Ну, знаешь, — отвечал он, — ведь все-таки у нас в Лощиногорске она чуточку припаздывает... А сейчас нам спешить некуда.

— Лебедев бы тебя услышал! — пошутила Нина.

— А ну его! Забудь! Старик хороший, а только на что он нам?

Они подошли к стенду.

Почти всю середину полосы в областной газете занимал портрет Василия Орлова, «знатного экскаваторщика стройки и бригадира молодежно-комсомольской бригады».

Он покосился на Тайминскую.

Зло ее взяло. «Ну, зачем, зачем он не сказал прямо, что вот, дескать, сегодня будет заметка обо мне в газете, пойдем посмотрим! Но зачем врать, будто так просто: хочется-де посмотреть, почитать газету?! Ну!..»

И она решила досадить ему:

— И как же они тебя сняли нехорошо! — сказала Нина и поморщилась. — И чего ты зубы опять оскалил?

Она показала на снимок.

— Несущественно, — возразил растерянный Орлов.

18

Оставшись один, Лебедев прошел пустынным берегом до соснового борочка на песчаном бугре и прилег там... Любил он одинокие думы под тихое сипенье ветра в хвое сосен. А вот ведь в еловом бору не слыхать этого веяния и сипенья. Тяжел он, и темен, и глух. Не для человека такой бор — для зверя.

Осы́павшаяся кое-где прошлогодняя хвоя, лежавшая местами скользким и плотным слоем, показывала борок в какой-то особенной чистоте: словно только что подмели.

Полежав немного, академик поднялся, встряхнул свой пыльник и медленно пошел обратно. Воскресенье. Можно спокойно, неторопливо осмотреть этот городок. А ведь скоро пароходы начнут гудеть над тем местом, где ныне разлегся он!..

Река, и особенно с крутым берегом, служит разведчиком археолога. Иногда какая-нибудь речушка без всяких разведочных работ говорит, стоит ли здесь копать. Человек издревле селился у воды...

«Да! Надо взглянуть на стратиграфию этого берега!»

Он спустился по крутой осыпи, достал записную книжку с карандашом и, медленно продвигаясь внизу под берегом, стал изучать и время от времени набрасывать схему слоев. Культурный слой был мощный.

Работая, он увлекся и долго не замечал, что рядом с его тенью давно уже появилась на откосе вторая тень.

Вдруг чей-то хрипловатый голос из-за плеча спросил его: