На большой реке

Наконец окончен просмотр этих разделов отчета. Перед ним разделы народного просвещения и здравоохранения. И лицо его светлеет. Из тринадцати миллионов рублей районного бюджета одиннадцать отданы просвещению и здравоохранению. Во вновь отстроенной больнице на сорок коек уже покрашены печи и полы. Два новых врача в районе. Две новые больницы. А в самом Староскольске противомалярийная станция, недавно возникшая, санитарно-эпидемиологическая станция и «Скорая помощь». Ясли новые открыли на сто сорок пять мест, с удлиненным днем.

Что-то нового в селе Сущевке? Археологическая экспедиция Академии наук. В восьмой, в девятый век до нашей эры влезли. Большого значения раскопки. Сам Лебедев приезжал. Да что-то не погостилось ему у нас: говорил вначале, что на все лето, и вдруг уехал...

Над перекидным настольным численником ходит красный и синий карандаш; густо заполнены его листки на целую неделю вперед: туда-то поехать непременно самому, туда-то послать заведующего сельхозотделом... В Верхне-Гореево на всю уборочную решили выделить Кулагину Лидию Сергеевну, заведующую отделом пропаганды. Что ж! Работник хороший. Баба молодец. Умница. В девчонках и за бороной хаживала, и косила, и жала, и коров пасла.

26

Первым, как всегда, явился секретарь исполкома Мишин, высокий, сутуловатый, бледновеснушчатый, в очках, скромница и тихоня, но в работе яростный.

Вторым пришел заведующий райфо Анциферов, «наш наркомфин», как с почтительной шутливостью привыкли называть его все работники района, побаиваясь его сурового и неусыпного ока. Побаивался Анциферова и Бороздин: случалось, и от председателя исполкома требовал Анциферов вторичной подписи на выдачу каких-либо сумм. В самой его фамилии — Анциферов — звучало слово «цифра».

Третьим вошел шумно-размашисто, как всегда, заведующий отделом сельского хозяйства Ломов, молодой агроном, светло-русый носатый здоровяк с челкой, которая закрывала ему полглаза. Ломов хорошо знал сельское хозяйство и колхозников. Смекалист и быстр на соображение. Бороздин в особенности любил его за прямоту перед любым высоким начальством. Однако его «личное дело» отягчалось одним изъяном. Год назад разведенный с женою, он стал погуливать. В пьянство не впадал, однако при своем строптивом нраве после стопки-другой становился задирист. Иной раз случались и драки. Кандидатский стаж его затянулся. Бороздин неоднократно пытался его образумить. «Да женись ты, леший, скорее, а то ведь пропадешь!» — говаривал он Ломову. Впрочем, за последнее время Ломов заметно поутих: после «строгача» нависало исключение.

Тотчас же, как явились эти основные сотрудники, пришли в движение и уже не умолкали до позднего вечера все шестерни и приводы многосложной работы райисполкома. Двухэтажный полукаменный голубой дом закипал народом.

Обедать Бороздин не пошел: у него в исполкоме было важное совещание. Стоял вопрос о подготовительных мероприятиях в затопляемой зоне. А она отхватывала у Староскольского исполкома свыше семидесяти тысяч гектаров. С этой огромной земельной площади надлежало в каких-нибудь два года перенести на высокие, незатопляемые места целый город и двадцать восемь сел и деревень. В этот же срок предстояло срубить и вывезти со дна будущего моря свыше пятнадцати тысяч гектаров леса. И вот одно за другим, то в райкоме в кабинете первого секретаря Голубкова, то в райисполкоме у Бороздина, а то у Рощина или у Журкова в управлении строительства, шли совещания с участием кого-либо из секретарей обкома, а иногда с представителями министерств.

Так было и сейчас.

Во время совещания раздался телефонный звонок. «Бороздин слушает», — негромко сказал Максим Петрович. «Максим! Ты когда сегодня дома-то будешь?» — послышался голос жены. «Не знаю. Не знаю, Наташа... Освобожусь, позвоню», — ответил он.