На большой реке

— Ананий Савелыч, — сказала она заботливо, — чай-то у вас совсем остыл, дайте-ка налью вам горячего...

Сатановский слегка вздрогнул, когда она обратилась к нему. Явно стараясь преодолеть охватившую его сумрачность, он с учтивым поклоном поблагодарил ее, но от чая отказался и попросил разрешения встать.

Выйдя из-за стола, он закурил возле распахнутого окна, задумчиво глядя на улицу...

Рощин подсел к Бороздину и тихонько сказал ему, показав глазами на Сатановского:

— Ты это, Максим, неудачно насчет жены-то заговорил с ним... Я с его личным делом знаком: жену у него в сорок втором на Украине в гестапо расстреляли...

31

А за чайным столом тем временем вспыхнул семейный конфликт.

Агна Тимофеевна ласково спросила Светлану, не жалко ли ей расставаться со Староскольском. Друзьям Бороздиных было известно: если Светлана окончит с золотой медалью, то учиться будет в Ленинградском политехническом, на гидротехническом факультете; ее давно ждут, как родную, желанную дочь, брат Максима Петровича и тетя Анна, оба бездетные. Для нее уже приготовлена отдельная комната.

Наталья Васильевна юность свою провела в Ленинграде, там окончила педагогический, и оттого, что дочь как бы повторит ее юность в любимом городе, она испытывала чувство необыкновенного счастья.

— Вот, Светланочка, — сказала Агна, — скоро уж и думать о нас забудешь: останемся мы тут, в песках, на дне моря! А ты по Невскому стук-стук-стук каблучками.

В ответ Светлана тряхнула головой и ясным, уверенным голосом произнесла:

— Не каблучками стук-стук по Невскому будет ваша Светланочка, а в резиновых сапогах глину в котловане месить. — И, вытянув перед собой ладонь, манерно, с детским вызовом поклонилась Агне Тимофеевне и матери.

— Да-а-а!..

Лицо матери так и взялось алыми пятнами. Рука ее придерживала кран самовара, но, обомлев, Наталья Васильевна забыла, что надо закрыть его, и кипяток с шумом переполнял чайник.

Кулагина протянула руку и завернула кран.

— Светлана! — жалобным возгласом вырвалось у Бороздиной. — Да ты что это сказала? Да такими вещами разве шутят? Шутила бы, да уж не этим!..

— А я и не шучу, — раздельно и строго сказала дочь. Она сидела бледная, выпрямившись. Чувствовалось, что она решилась на все. — Ни в какой я Ленинград, мама, не поеду. Останусь здесь. Поступаю на курсы гидротехников-водопонизителей. Вот и все!

Мать, ошеломленная, силилась что-то сказать, но не могла собрать слов.

— Отец! — наконец с отчаянием вымолвила она. — Да ты послушай, послушай, что дочь-то наша, разумница, придумала, чем порадовать нас хочет!

Бороздин прервал разговор с мужчинами.

— Ну что, что случилось? — спросил он. — Светланка, в этакий-то день не совестно тебе маму обижать?

Светлана повела плечом и отвернулась. Сдерживаемые слезы уже засветились в ее глазах.

— Ничего, папа... Ничего я плохого не сказала, — ответила, наконец, она.

— Ну как же!.. —с язвительной горечью, звенящим голосом сказала мать. — На золотую медаль училась, а выучилась на десятника котлована!..

Тут уже обомлел Бороздин:

— Дочка, да ты что? Что ты задумала?

— Ничего особенного, — отвечала Светлана. — А только то, к чему вы каждый день молодежь призываете: «Идите к нам, на великую стройку коммунизма!»

— Ну?

— Чужих дочерей-сыновей призываете, а своих с великой-то стройки да в Ленинград!.. Так должны поступать коммунисты?

— Постой, постой... — пытался остановить ее отец. — Хорошо. Хочешь работать на строительстве? Кто ж тебе мешает: окончишь гидротехнический и работай!

Светлана укоризненно на него посмотрела:

— Эх, папка, папка!.. Товарищ Бороздин!..

— Да ты погоди стыдить отца, ты погоди. Выслушай меня!..

— Выслушала: «Учись, доченька. А выучишься, приезжай на теплоходе посмотреть, как родную твою ГЭС без тебя построили!»

— Но ведь не последнюю же ГЭС строим!

— А я на своей хочу поработать. Это родная моя ГЭС. Мне стыдно отсюда в такие дни в Ленинград... эвакуироваться!

— Что ты будешь делать! — И Бороздин развел руками.

Светлане показалось, что он сдается, и она заторопилась закрепить победу.

— Пройду трехмесячные курсы отливщиков-водопонизителей. Поработаю год. А потом разве меня не примут в институт?

Тут раздался спокойный голос Сатановского:

— Справка. У нас здесь этой осенью свой институт открывается, вечерний филиал областного. Без отрыва от производства.

Светлана так и взметнулась.

— Ну вот! — воскликнула она.

Наталья Васильевна сидела подавленная. Рощину стало жаль ее.

Он решил вмешаться.

— Вот что, Светлана Бороздина, я властью начальника строительства завтра же дам распоряжение начальнику отдела кадров: от Бороздиной Светланы заявления не принимать, — произнес он полушутя-полусерьезно.

— Почему? — запальчиво спросила Светлана.

— А потому, что в данном случае это можно рассматривать как дезертирство от науки.

Этого нападения Светлана уж никак не ожидала. И вместо того чтобы возразить Рощину, она вскочила и выкрикнула:

— Так вот вы какие! Когда до своих деток дойдет, так нет, как же можно — она у меня в институт... пускай чьи-то чужие дети на стройках поработают! Эх, вы!