«Пантелеич», как попросту называли его между собой люди котлована, был искренне чтимый и любимый партийный руководитель третьего участка, основного в тот год так называемого «большого котлована». Здесь со временем должно было воздвигнуться здание ГЭС. Третьему же участку задана была сборка гигантских стальных копров, а потом и забивка с них так называемого «шпунта», то есть стальных, водокрепких пазовых свай, в двадцать метров длиною. Забитые плотно ребром к ребру, наподобие досок заплота, и так забитые, чтобы гребень одной шпунтины по всей своей двадцатиметровой длине входил в паз другой, эти стальные плахи и должны были двухкилометровым заплотом отхватить у Волги, замкнуть в стальную подкову огромное пространство воды.
И не один десяток тысяч шпунтин предстояло забить третьему участку. А паровые копры были еще не собраны.
Но никакому стальному заплоту не выдержать навал Волги — повалит, как игральные карты, если только шпунтовый заплот не подпереть вовремя намывом толщ песка, насыпом камня.
Гидромеханизаторы еще не пришли, еще не стали в забой земснаряды, но уже метровые жерла дю́кера зияют на правом берегу, поднятые на помосты.
А каменный правобережный банкет уже отсыпан; на триста метров, до самого стрежня, он вдвинулся в Волгу, пожрав сорок тысяч кубов рваного камня.
Он принял на себя напор Волги. Он замедлил здесь, у правого берега, ее течение, под его прикрытием образовалась тихая заводь, тихоход.
Здесь, в спокойной воде, народ большого котлована станет бить шпунт. Сюда, в тиховодье, станут хлестать земснаряды свою пульпу, то есть насыщенную водную взвесь песков. Воздвигнется защитная дамба. Из замкнутого в ее подкове пространства выкачают воду. И тогда сюда придут экскаваторы...
Памятен этот банкет людям котлована. Памятен он и парторгу.
То были деньки!..
Банкет отсыпали со льда. Надо было использовать могучий ледяной покров Волги. Стужа стояла лютая. Хорошо сказал тогда один из поэтов многотиражки: «От лютой стужи смерзались ноздри...» Поистине смерзались. А лоб разламывало!.. Одежда лубенела, когда, бывало, обдаст тебя на морозе брызгами от бултыхнувшихся в прорубь камней.
Круглосуточно шла отсыпка.
Вот вдоль прорубленной во льду длинной «майны» движется череда самосвалов, груженных глыбами рваного камня, движется по графику день и ночь, невзирая ни на вьюгу, ни на стужу.
Движутся они от затылка Богатыревой горы, где рвут камень.
Вот, подпятясь к самому краю проруби, повинуясь расчету водителя, движению рычагов, могучая машина вздыбливает свой кузов, и сразу, подобно осыпи, подобно обвалу в горах, гулко грохоча по железному днищу, угластые глыбы горной породы низвергаются в студеную, клокочущую подо льдами пучину Волги...
Отъезжает. А вслед за нею уже и другая — у края майны, словно поданная на конвейере...
И взрывники, и проходчики, и экскаваторщики, и водители, и гидрологи, и геодезисты покрыли себя в те дни трудовой славой.
Но и эти дела померкли перед подвигами в конце марта, в апреле, когда уже стал подплывать водой, трещать и гнуться под тяжелыми «зубрами» ледяной покров Волги.
Банкет надо было отсыпать во что бы то ни стало: потеряй день — отзовется месяцами, и не только третьему участку, а всему строительству.
Строители котлована сознательно шли на риск, продолжая отсыпку банкета в майны.
Днем таяло. Лед набух. Стал хрупок. А за ночь буграми настывала рыхлая наледь. Днем же все сызнова бралось водой. Местами водителю без опознавательных знаков и днем не видать было, куда направлять самосвал: лед прогнулся, он подобен был пологу, наполненному водой. Кое-где наледная вода достигала осей самосвала.
Руководящая тройка участка: начальник Бедианов, главный инженер Черняев и парторг участка Высоцкий — создала на льду «службу безопасности». Управляла этой службой Любовь Кирюшина, учетчица котлована, строгая и взыскательная в работе.
Было законом: приближаясь к зыбкой полосе льда, водитель непременно распахивал настежь дверцу кабины. Рядом идут — для обережения — люди в резиновых сапогах, с тросом, изготовясь для быстрой помощи.
У одного из них милицейский свисток.
И ни одной аварии, ни одного несчастного случая.
Подлинным вожаком рабочих, десятников и прорабов участка стал в те дни Пантелеич. «За досрочную, безаварийную отсыпку банкета в тягчайших зимних условиях», — так было сказано в решении объединенного постройкома, когда Правобережный район завоевал переходящее Красное знамя.
С тех пор и повелось водителей «МАЗов» именовать «гвардейцами стройки». С тех пор за Высоцким и закрепилось прозвание Пантелеич.
Всякий раз, когда высокий, сутулый, с большой седой головой, замаячит он на бровке котлована, близ утренней пересменки, на лицах экскаваторщиков, монтажников, водителей и учетчиц вспыхивает дружеская улыбка.
— Отмеривает наш Пантелеич! — скажет кто-либо, и уже наверняка приготовлена парторгу какая-нибудь добрая новостинка.
— Ну, товарищ Высоцкий, — скажут ему, к примеру, — мы свою смену сдали: до девяти тысяч кубов довели!.. И опять комсомольско-молодежный — Орлов, Титов — впереди.