На большой реке

Огорченный, он отошел и сумрачно закурил, прислонясь к косяку окна. Наталья Васильевна вполголоса сказала Светлане:

— Ну, что уж ты не протанцуешь с ним хоть один танец? Даже жалко человека. Ты посмотри, какое он участие принял...

— Нет и нет! — отвечала Светлана.

— Но почему?

Та сдвинула брови, колеблясь, отвечать или нет. Наконец решилась.

— Ну, ты посмотри, — сказала она, глядя в сторону от Сатановского, чтоб скрыть, что разговор идет о нём, — ты посмотри, какая у него противная привычка.

Мать в недоумении на нее посмотрела.

— Какая привычка? Курит человек. Ну, так ведь и папка твой курит, и все...

— Да нет. А почему он затушит спичку и потом аккуратно засовывает ее в тот же самый коробок, только с донышка? У него их целый ряд натыкан, одна к другой.

— Просто ты дуреха! — сказала тихонько Наталья Васильевна. — Ведь надо же придумать! А я только похвалю его за это: привычка убирать за собою. К пепельнице через всю комнату надо шагать. На пол бросить — неприятно...

— Ну, а мне противно.

В это время Сатановский подошел к Агне Тимофеевне.

И здесь ему повезло.

Агна посмотрела на мужа. Он кивнул ей головой, и она, втайне обрадованная, что в кои-то веки потанцует, соизволила опустить свою полную руку на плечо Сатановскому.

Танцор он был безупречный.

И все-таки Агна вскоре почему-то засмущалась, и Сатановскому пришлось отвести ее на место.

Дело в том, что это было танго, которое, по странному обычаю тех дней, было переименовано в «медленный вальс». Будь это в самом деле вальс, Агна прошлась бы в нем чинно, чопорно, и все было бы хорошо. Но это было танго, с его слитным шагом двоих, с движениями, то вкрадчивыми и плавными, то внезапно отрывистыми.

И вот во время этого тесного, ритмического хождения с ним, с чужим мужчиной, Агна почувствовала, как несколько раз Сатановский резкой переменой шага явно, рассчитанно, беззастенчиво прикоснулся к ней. И Сатановский прекрасно понял, почему Агна прекратила танец, и нахмурился, досадуя на себя.

После этого Агна с супругом засобирались домой.

— Агна, да ты что? Почему?.. — удивленно, обеспокоенно спросила ее Наталья Васильевна.

— После. Сейчас не спрашивай, — отвечала ей Агна Тимофеевна. Но уже в прихожей, прощаясь с хозяйкой, тихонько сказала ей: — Наташа, не принимайте в своем доме этого человека... Недостойный этот человек...

Наталья Васильевна некоторое время стояла в недоумении.

— Ну, а вам-то куда торопиться? — сказал Бороздин Кулагину, который тоже заговорил об уходе.

В это время донеслось погромыхивание отдаленного грома, а затем за окном послышался шум как будто от хлынувшего внезапного ливня.

Кулагин повел рукой на вздувшиеся от ветра занавески.

— Ну и что? — возразил Бороздин. — Хоть бы и ливень, что тебе? Жену в охапку, да и перешагнешь через забор, — вот вы и дома. Да нет, не дождь это — ветер! Да! — угрюмо добавил он. — Посохнет все. Не соберем ни черта!

— Что за пессимизм! — сказал Сатановский.

— Ну, как так не соберем? — прогудел Кулагин. — Уж раз вождю слово дали...

— Полно тебе! — с горечью и раздражением вырвалось у Бороздина. Он махнул рукой. — Вождь-то вождь, а не худо бы и дождь!

И тотчас же почувствовал, как сидевшая за столом рядом с ним Наталья Васильевна предостерегающе наступила ему на ногу.

Он сердито посмотрел на нее, но сдержался и ничего не сказал.

Наталья Васильевна не смотрела на него, но брови у нее сдвинулись. На щеках появились белые пятна. Губы ее были сжаты. И Максим Петрович понял, что как только разойдутся гости, достанется ему.

Он подготовился.

Едва только они остались вдвоем, Наталья Васильевна, покачивая головой, сказала:

— Максим, ты что, с ума сошел?

Бороздин притворился, что не понимает, о чем она.

— Да нет, как будто мозги у меня в порядке, — отвечал он с напускной веселостью. — А что выпил рюмочку, так ведь уж если ради такого случая не выпить...

— Брось! — перебила его Наталья Васильевна. — Не идет тебе притворяться. При чужом человеке ляпнуть этакое!

— А-а! — будто только сейчас догадался Максим Петрович. — Ты вон о чем. А чего я такого сказал? Ничего. Погодой и он не может распорядиться! И при каком это чужом человеке? Что, Кулагин побежит доносить на меня?

Наталья Васильевна только рукой махнула:

— Полно уж тебе! Да разве я о Кулагине говорю?

33

Бульдозериста Ивана Упорова вызвал ко себе Борис Пантелеевич Высоцкий, парторг котлована, инженер.

У Вани екнуло сердце, он знал, зачем его вызывает парторг.

Недавно он был избран секретарем Лощиногорского райкома комсомола вместо Аркадия Синицына.

Сейчас Иван Упоров услыхал от парторга, что ЦК ВЛКСМ утверждает его освобожденным секретарем: только что звонил из политотдела Журков.

— Значит, мне с бульдозера долой? — вырвалось у нового секретаря.

Высоцкий рассмеялся.