На большой реке

Отец успокаивает ее и тихонько толкает к Наталье Васильевне. Та обнимает девочку, прижимает к себе.

— Вы гражданин Бороздин, Максим Петрович? — спрашивает старшой.

Бороздин чуточку промедлил с ответом, усмехается: с этим товарищем они встречались не раз на партийных собраниях.

— Вы ж меня знаете, — тихо говорит он.

— Гражданин! — повышает человек голос, делая его четким и злым. — Извольте отвечать на вопросы, а не пускаться в разглагольствования!

Бороздин уже вполне владеет собой. Молча протягивает он руку за ордером.

Старшой достает бумажку из полевой сумки, вручает. Бороздин бегло прочитывает.

— Ну что ж! — говорит он с паузами. — Пожалуйста!..

— Которая комната ваша? — спрашивает все тот же.

— До сих пор я считал, что здесь все комнаты мои.

У старшого кривится и вздрагивает щеточка коротко подстриженного уса, однако он воздерживается на сей раз от гневных замечаний.

— Пройдемте! — говорит он, приглашая Бороздина. — Эта гражданка с девочкой останутся здесь.

Они втроем уходят в комнаты. Слышно, как захлопывается дверь.

Обыск длится более часа. Глухо доносятся голоса. Что-то спрашивают Бороздина, что-то он отвечает им. И опять молчание. Только шаги слышны...

Наконец выходят. Отец тоже с ними.

Бороздин торопится закончить прощание. Ему хочется сохранить в этот миг полное самообладание.

— Ничего, ничего, Наташенька! — говорит он, ощупывая ее голову, как слепой. — Я скоро вернусь... Слушайся маму!

Затем оборачивается к жене:

— Наташа, не плачь! Побереги девочек! Выяснится все, выяснится! Вернусь... Не бессудная земля!.. Вернусь! Ну, а если... так что ж, бор по сосне не плачет!.. Ну!.. — И он отворачивается к двери и обеими руками словно бы отталкивает жену и ребенка.

Распахивается дверь. Шумит дождь.

51

— Я понимаю, понимаю, — говорит упавшим голосом, вся поникнув, Наталья Васильевна в ответ на слова заведующего парткабинетом.

Ей и впрямь казалось понятным и вполне естественным, что раз ее муж арестован по 58-й, как стало уже известно, то в партийном учреждении ей не место.

Это была ужасная неделя бегания к следователям и прокурорам — и районным и областным. Это была ужасная неделя привыкания обходить стороной давних знакомых и друзей, еще издали завидев их. И она знала: многие ей за это в глубине души были благодарны.

В юридической консультации, когда она ездила в Средневолжск, ей объяснили, что 58-я по своим последствиям для обвиняемого очень широка: от полугода заключения до расстрела.

Наталья Васильевна ни на один миг не усомнилась в невиновности мужа: слишком хорошо она знала его. Конечно, жертвой чьей-то гнусной клеветы, злостного доноса стал Бороздин, но разве не знала она случаев, когда «взятые» вот так же, как ее Максим Петрович, исчезали бесследно, когда о них попросту переставали вспоминать и разговаривать?

Надо быть готовой ко всему...

Несколько раз — и всякий раз ночью, часов около двенадцати, — забегала на минутку Лида Кулагина. В первый раз, сразу после ареста Бороздина, она смущенно, не зная, как начать, пыталась на прощание о чем-то попросить, предупредить Наталью Васильевну, и, наконец, та догадалась и без слов.

— Чтобы Олег не знал, что ты ходишь к нам? — с жалостной и снисходительной усмешкой понимания спросила она.

Лида Кулагина, покраснев, кивнула головой.

После того как Наталье Васильевне предложили уйти из парткабинета, ее сильно стала тревожить судьба Светланы: а что, если и ее погонят с работы на строительстве? И самое главное, что, если вдруг «заодно» исключат и с вечернего филиала? Да разве перенесет она все это?

И Бороздина решила позвонить Журкову насчет Светланы. Телефон у них еще не был снят, да его, по-видимому, и вообще решили оставить: Лида Кулагина предупредила Бороздину, что ее скоро попросят освободить исполкомовскую квартиру.

Вот она услыхала такой знакомый, родной, слегка со стариковской хрипотцой голос Артемия:

— Журков слушает!

И тогда, не называя себя, нарочно не называя, Бороздина сказала тихим голосом:

— Здравствуйте, Артемий Федорович!

И смолкла. И тотчас же услыхала, совсем как в старину:

— А-а! Приветствую вас, Наталья Васильевна! И слушаю...

Ободренная Бороздина спросила:

— Могла бы я побывать у вас на приеме?

— А почему же нет?

Молчание.

— Спасибо. Когда назначите?

— Хотите завтра утречком? В обычное время.

И на другой день, в назначенный час, Бороздина вошла в приемную начальника политотдела.

То открывая, то закрывая свою замшевую синюю сумочку, положенную на колени, потупясь, она сидела, не подымая глаз, не глядя ни на кого.

Ей все время казалось, что на нее смотрят все и каждый.

Но она видела, видела, к несчастью, каким-то далеким краем зрения многое из того, что никогда бы не хотела увидеть.

Вот прошел мимо нее, опасливо изогнув бок, словно боясь ожога, секретарь-референт Рощина... Как его?.. Купцов... Купченко... Купцевич?.. Да бог с ним! Так и не смогла вспомнить его фамилию Бороздина. Прошел и сел у столика секретарши, против двери Журкова, посматривая поверх очков то на дверь, то на Бороздину.

— Пожалуйста! — услышала она совсем близко голос девушки.