На большой реке

— А почему так? — Клава гордо подняла голову. — Что он, преступник, бандит?

Бороздин развел руками:

— Экая ты какая! Вот и говори с тобой! Я тебе еще раз повторяю: хочешь скрытничать — я в твою личную жизнь вламываться не стану.

Он встал.

Она протянула руку и коснулась его руки.

— Максим Петрович, не сердитесь на меня. А только мне с этим Игорем Андриевским уж покою не стало. И дразнят им. И болтают что кому взбредет... Сейчас вот вы меня спрашиваете, а третьего дня в комитете Упоров целый час допрашивал...

— Я не допрашиваю: не следователь!

— Ну, я все вам скажу. Дружим мы. А только ничего у нас с ним плохого нет. Он машину любит. Быструю езду. И я. Так и познакомились. Он только-только сел в свою машину. Я прохожу возле. «Садитесь, девушка, если на котлован!» И дверцу распахивает. А я ему: «Хорошо, только тогда отодвиньтесь: здесь я сяду». — «Позвольте, — говорит, — это мое место: я сам веду машину». — «И я, — говорю, — водитель. Наверно, не хуже вас». — «Ах, вот как! Очень приятно. Только вряд ли вам приходилось водить такую: это «мерседес». — «Ничего, — говорю, — водила и «БМВ» и «ЗИС» — не хуже! А не хотите, как хотите!» Пошла. Он догоняет. Подрулил к тротуару. Вышел. Отпахнул водительскую дверцу. «Пожалуйста!» — говорит. Ну вот, так и познакомились. Он меня все хвалил, что я прекрасно веду машину. А потом спрашивает: «Так вам в котлован?» — «Нет, у меня сегодня выходной». — «Вот, — говорит, — чудесно! Тогда давайте катнем до Средневолжска!» Я удивилась. «Так вам же, — говорю, — на службу, на котлован!» А он мне: «Я, — говорит, — у отца служу. Я сын главного инженера: Игорь Андриевский. Его личный шофер...» И смеется: «Начальство у меня милостивое: папахен мой!» Ну, а что мне? Прокатилась, и все! Кому какое дело? Уж взрослая я!

— Вот что, Клава, — сказал Бороздин. — За откровенность спасибо. Так вот теперь и я откровенно скажу, — продолжал Бороздин, наблюдая за лицом девушки. — Мне ведь, старому парторгу, положено кадрами-то интересоваться... Последний год учебы приезжал он к нам сюда на стаж. Понятно: гидростроитель! Под руководством отца! А в чем он тогда свой стаж провел: личный шофер отца! Хорошенькое гидростроительство! Жалко, меня в ту пору не было! А теперь что он делает? Гоняет на своем «мерседесе», лоботрясничает! А у нас, ты же знаешь, на прорабов голод. Нам каждый гидротехник, энергетик с высшим образованием на вес золота! А он что же? Сын главного инженера Андриевского?!.

Бороздин гневно сверкнул глазами.

— Он говорил мне, что нервно переутомился, — возразила Клава. — Ему врачи велели сначала отдохнуть хорошенько. И отец ему разрешил. А он хочет скоро поступать... на бетон...

— Ишь ты, уж решительно все ей о нем известно, даже куда он и поступить желает! — усмехнувшись, заметил Бороздин.

Она подняла на него глаза — большие, карие и с какой-то детской, удивительной прямизною взгляда.

— А что же? Я сразу и сказала: да, дружу! Пускай было с ним раньше, а теперь... Теперь не знаю, чем он плохой человек. Поговорили бы вы с ним: знает-то он сколько, читает сколько! Он и по-немецки может говорить и по-английски... Неужели же это даром дается!

— Я не говорил.

— А как же? Лоботрясничает, говорите.

Бороздин вздохнул. Долго и печальным испытуюшим взглядом смотрел на нее.

— Скажи, — произнес он наконец, — ты в «Комсомольской правде» «Плесень» читала?

Она вздрогнула.

— Да, читала, — ответила она, и в голосе ее прозвучал вызов. — Только ничего тут похожего нет: Игорь Андриевский не плесень! Не знаете вы его!

Максим Петрович покачал головой.

— Верно, Клава, пока не плесень. Но питательная среда для нее отличная! — неожиданно закончил он.

— Максим Петрович! — выкрикнула она, и чувствовалось, что ей трудно удерживаться от резких слов. — Вы знаете, я очень вас уважаю. И слушаюсь всегда. А только все-таки уж взрослая я и сама могу разобраться!

13

Правый берег — косматые, шатровые горы. Их тесно поставленный ряд выгнулся исполинским охватом.

Левый берег — крутой, осыпистый яр, отороченный сосною. От стрежня реки он тоже кажется огромной объемлющей дугой.

В золотистой дымке мреет на нем, как раз супротив столицы правого берега — Лощиногорска, вынесенный со дна будущего моря новый город левобережья — сверстник малышей, что играют в его детских садах.

Волга далеко отошла здесь от левого берега. Даже с самой высокой точки яра не увидеть реки: ее оттеснила, отжала к правому берегу многоверстная, упертая концами в левый берег подкова защитной перемычки. Она ограждает до поры до времени строительный котлован и верхних шлюзов и железобетонной водосбросной плотины. Мало этого! Стоит межень сухой, без осадков осени, и простершаяся вне вала перемычки многокилометровая низина поймы, поросшей кустарником, тоже не взялась водой и отдаляет Волгу от коренного берега.