На большой реке

Но в обычные дни редко маячит на этой трубе пешеход. Сегодня же люди разорванной на цепочки чередою идут и идут по трубе пульповода, и все в одном направлении — к середине острова. В отдалении, против светлого неба, они кажутся не больше, чем куклы.

Весь этот народ прослышал об испытании «катюш».

Поодаль по кочковатой, пыльной дороге несутся одна за другой грузовые и легковые машины. И они мчатся туда же, к середине острова.

Вот потрепанный, но по-прежнему вездеходный, с черным фанерным кузовом, делающим его похожим на старинный возок, несется редакционный «козлик» многотиражки.

В глубине кузова, рядом с Бороздиным, — Дементий Зверев, «собкор многотиражки», как с гордостью именует он себя.

Проколыхалась «Победа» начальника строительства. С ним — Купчиков и Кусищев, заместитель Рощина по речному флоту.

А вот и пресловутый «мерседес» главного инженера Николая Карловича Андриевского. Дорога низиной, надо прямо сказать, не для этой роскошной машины. Но Игорь Андриевский, как всегда, ведет ее безупречно.

Это молодой человек, несколько тяжеловатой, итальянской красоты лица. У него крупный, но изящно очерченный нос, иссиня-черные волосы, гладко и, должно быть, с помощью какой-то помады прилизанные на косой пробор. Черные, с пушистыми ресницами глаза. Впрочем, сейчас они прикрыты угластыми очками-«консервами».

Отец — рядом с ним. Он что-то сказал сыну, и «мерседес», отъехав в сторону, плавно остановился.

Первым вышел старик Андриевский.

Это седой высокий человек лет шестидесяти. Он держится бодро, даже щеголевато. Его наряд необычен для человека таких годов и всегда вызывает переглядку среди рабочих.

На старом Андриевском такой же, как на сыне, суконный синий берет, ковбойка, шаровары, заправленные в сапоги, распахнутый пыльник.

Лицо очень длинное, бритое. Взгляд усталый и с таким выражением, как будто он вот-вот готовится сказать вам: «Я это уже слыхал. Нельзя ли покороче?»

Носогубные складки выражены у него резко и напоминают две портьеры. Над ними нависает крупный бульбастый нос. Тонкие, язвительно сжатые губы.

У самых опытных, старых и уверенных в своих знаниях и в своей ценности инженеров, когда он вызывает их для объяснений, начинают дрожать пальцы рук. А между тем Николай Карлович никогда не кричит на провинившегося строителя, он только холодно ироничен, слушает объяснения устало, иногда поморщится, как от зубной боли, или же вполголоса скажет: «Покороче».

Следом за Андриевским из «мерседеса» вышел Ананий Савелович Сатановский. Он был все такой же до лоска упитанный, крепкий и румяный.

Остановившись возле Игоря, запиравшего машину, он дружески похлопал по плечу:

— Чудесно, Игорек, а? — сказал он.

— Что чудесно? — спросил Игорь.

— Воздух, воздух чудесный, душа моя. Его прямо-таки пить хочется!

И Сатановский глубоко вздохнул и до хруста развернул плечи.

Игорь слегка покривил рот.

— Ну, что касается «пить», то предпочитаю что-нибудь покрепче! — отозвался он.

Отец услыхал.

— Игорь, Игорь! — укоризненно сказал он. — Не идет тебе эта бравада!

Сын смутился.

За него ответил Сатановский:

— Полноте, Николай Карлович! Это же шутка. Игорь у нас — красная девица!

— И шутить так не нужно! — возразил отец. — К чему? — Улыбнувшись, он покосился на Сатановского, сверкнул из-под седых бровей притворно-сердитым взглядом. — А вам, дорогой ментор моего повесы, боюсь, Августа Петровна может в один прекрасный день выразить недоверие.

Сатановский смиренно приложил обе руки к груди.

Непринужденность, даже кроткость, с которой он на виду у всех обходился с самим грозным и замкнутым Андриевским, удивляла многих. Ведь в конце концов что такое этот Сатановский? Рядовой, хотя, быть может, и способный геодезист, только и всего! И вдруг такая дружба с Андриевским, этим старым гордецом, знающим себе цену, с одним из классиков проектирования гидростанций, чей дом к тому же почти недосягаемо недоступен для любого из инженеров строительства.

Впрочем, когда заходил разговор об этом, то нередко слышалось объяснение самое простое: «Через сынка, чего там! Неразлучная пара. Каждое воскресенье дуют на «мерседесе» в Средневолжск!»

Другие допускали намеки более злостные: «Мадам тоже благоволит к нему. А как же!» — «Брось! — возражали ему. — За пятьдесят женщине. Да и слыхать — строга».

Уж если бы водились такого рода грешки за Августой Петровной Андриевской, то об этом знали бы давно и на левом и на правом берегах, ибо все итээровские жены супругу главного инженера открыто ненавидели.