На большой реке

Приподняв шляпу, он приветствовал Рощина и Андриевского. Они радушно отвечали ему. Начальник строительства даже помахал рукой. В конце концов Анатолий Неелов был самый крупный, наиболее известный из всех писателей, что перебывали на строительстве за все эти годы. Немногие читали его книгу, но почти все слыхали о ней. Роман «Люди и табуны» издан был еще в тридцатых годах, поднят, как говорится, на щит услужливыми приятелями-критиками, один из которых так и говорил: «Неелов? Но ведь я ж ему сделал прессу». Книга переиздавалась без конца и в московских и в областных издательствах, отрывки из нее читались по радио. Делались радиопостановки. По роману Неелова была написана пьеса и поставлен фильм. Киоски и книжные лавки изнемогали от новых и новых изданий книжки «Люди и табуны».

— Неелов? — говорил иной раз кто-нибудь из гэсовцев. — А! Знаю: «Люди и табуны». Известный писатель. Да что-то почил на лаврах, ничего больше не пишет...

Впрочем, многим на строительстве, а в том числе и литкружковцам многотиражки, было давно известно, что Анатолий Неелов задумал трехтомную эпопею, посвященную их гидроузлу.

Поздоровавшись за руку с Рощиным, Андриевским и Купчиковым, супруги остались на «холме руководства».

Следом за ними подошел постоянный спецкор ТАСС на строительстве Терентьев, круглолицый, полный, в сильно увеличивающих очках, отчего глаза у него казались испуганными.

Затем на своих персональных машинах прибыли областные корреспонденты «Правды» и «Известий». Рощин недоуменно спросил Терентьева:

— А где ж остальные корреспонденты: «Труд», «Комсомольская правда», «Строительная газета»? И от журналов? То надоедали звонками: «Когда?» А тут — нате вам! Что случилось?

Лицо у Терентьева мрачное и взволнованное. Видно было, что он решился на что-то.

Купчиков, стоявший позади Рощина, отчаянно потряс головой, делая знак Терентьеву: не говорить.

Но уже было поздно!

— Леонид Иванович! — сказал корреспондент. — Какая-то нехорошая история вышла с остальными товарищами. Как всегда, подошел автобус к зданию управления. Как всегда, наши ребята усаживаются в него. Вдруг выбегает ваш секретарь-референт и решительно предлагает всем оставить автобус. «Что? Почему?» — «Автобус подан только для своих!..» Ну, что ж было делать? Пришлось подчиниться. Служащие управления приехали, а корреспонденты остались. Будут, очевидно, добираться кто как. У меня, к сожалению, «Москвич» был уже заполнен до отказа. Так что я никого подбросить не мог... Вот что получилось. Товарищи будут вам жаловаться.

У Семена Семеновича дрожали щеки.

Лицо начальника строительства потемнело.

— Что же это значит? — тихо грозным голосом спросил он, не оборачиваясь к референту. Впрочем, и надобности в этом не было никакой, потому что облившийся холодным потом Семен Семенович уже стоял перед лицом начальства.

— Леонид Иванович, — заговорил он срывающимся голосом, — я опирался на ваше личное распоряжение: предоставить рейсовый автобус тем инженерам и сотрудникам, которым надлежит быть на сегодняшнем испытании. Что же я мог сделать?

Рощин, привыкший управлять своим гневом, лишь презрительно отдувался. Да его и стесняло присутствие посторонних.

Вместо него сухо ответил Андриевский:

— Следовало вызвать второй автобус.

И тогда не выдержал, взорвался Рощин.

— Вы референт! — тихо прорычал он. — Ваша прямая обязанность облегчать сотрудникам прессы их работу. А вы? Не было второго автобуса — вызвать легковые: одну, другую, третью!.. Кладете позор на строительство! — И уже иным, спокойно-жестким тоном добавил: — Считайте, что с этого часа вы освобождены от ваших обязанностей. Всё!

И, пройдя мимо отстранившегося Купчикова, Рощин спустился с холма и зашагал к въезду на мост, куда уже медленно выходила из кустарника первая машина с бетонною пирамидой.

Ее вел Грушин. «Стотысячник», — было написано крупными буквами на лбище ведомого им «ЯЗа».

Следом за начальником строительства поспешили покинуть холмик и Андриевский и корреспондент ТАСС.

Позамешкался Неелов, потому что он бережно сводил с холмика свою супругу.

Купчиков задержал его.

— Да? Я вас слушаю, — не очень-то обрадованно спросил своего старинного дружка Неелов.

Он взглянул встревоженно на часы.

— Но только я боюсь, дорогой мой, что мы пропустим самое начало, — сказал он. — Может быть, после?

— Нет, нет! — взволнованно возразил несчастный Купчиков, удерживая его за рукав. — Иначе будет поздно: вы его еще не знаете! Ради наших отношений помогите мне. Я не останусь в долгу!

— Что я могу сделать? — взметнув густой бровью и глядя в сторону, произнес Неелов. — Я не в коротких отношениях с товарищем Рощиным.

— Но вы бываете у Андриевских.

— Да?

— Вы помните, что я, я ввел вас в этот дом…

— Да? — и бровь взметнулась еще выше, а голос стал еще более постным.

Купчиков говорил правду. Время от времени ему приходилось составлять партию в покер Августе Петровне, ее супругу и старику. Августа Петровна любила писателей. Узнав о приезде на строительство автора книги «Люди и табуны», она однажды сама изъявила желание, чтобы Купчиков представил ей Неелова.