На бурных перекатах

Нет, все же какие-никакие, а навыки актерского ремесла он освоил неплохо. Хотя его неожиданная покладистость объяснялась просто: он круто поменял план действий. На кой ляд ему нужен ее сын? В конце концов выживет теперь ее ребенок или нет, ему совершенно без разницы. Никаких обязательств по этому поводу он не брал, к чему тогда эта пустая трата времени?

Надо быстрее кончать с дамой, пока ее разоблачения не услышали другие чекисты.

– Ты вроде хотела помолиться, – не спросил, утвердил он. – Что ж, валяй, молись, а я послушаю. При мне, а тем более обо мне, на это еще никто не осмеливался. Это должно быть интересно.

Ксения догадалась о его намерении и, обуреваемая противоречивыми чувствами, опустилась на колени.

– Господи, на все Твоя воля, – прошептала она, смиренно сложив руки. – Прости этого несчастного, ибо не знает, что творит.

Бузыкин, склонившись к ней, расслышал последние слова.

– Ну, это ты зря: я-то как раз знаю, что творю. – Он ловко накинул ей ремешок удавкой на шею.

– Тут тебе и Бог, и Владлен. Не надо было меня узнавать. А уж тем более за меня молиться, – бормотал он, с силой затягивая удавку.

–*–*–*–

В последний момент, уже очутившись на крыльце, Припасенко увидел, как Антон отстегивает узкий ремешок портупеи; дверь тут же захлопнулась, и он медленно осел на крыльцо, ощутив привычную дрожь и слабость в ногах – признак трусости и безволия. Это состояние с недавнего времени проявлялось независимо от него: мгновенно охватывало все тело, парализовывало волю, стоило лишь ему столкнуться с опасностью. Увы, эти симптомы малодушия особенно участились после того случая с двойным убийством в камере и уже стали неотъемлемой частью его жизни. В такие минуты он презирал себя. Вот и сейчас он почувствовал свою никчемность и беспомощность, но обычное в подобных случаях самооправдание: «А что я могу поделать?» – на этот раз не принесло утешения, не успокоило душу. На какие-то доли секунды память вновь выхватила лицо Ксении, и в сознании рефреном зазвучали ее проникновенные прощальные слова: «Пришло твое время, Гурьян... Пришло...» И новая волна благодарности и благоговения заполонила душу.

«Пришло! – еще неосмысленным эхом откликнулся он сам в себе и повторил еще раз: – Пришло! – И еще повторил. Пока не вскочил на ноги, как ужаленный: – Да ведь он там убивает ее!»