На бурных перекатах

– Знаю, доктор, но не боюсь. Кого мне бояться, если то, что Сам Бог заботится обо мне, – истинная правда. И хочу, чтобы вы это тоже знали. Люди молились, чтобы Бог дал вам мудрости, а рукам хирурга терпения и искусности, чтобы спасти мне жизнь. Вы это сделали. Так прославьте же Его за дарованный вам талант. Вы ведь не сомневаетесь, что талант бывает только от Бога?

Доктор явно растерялся от такой неожиданной постановки вопроса и оглядывался по сторонам, будто искал чьей-то помощи, но в кабинете никого не было.

Усилием воли он взял себя в руки.

– Ты вот что, Гулько, – сказал тихо и как-то бесцветно, – иди домой подобру-поздорову, а не выдумывай небылиц. А то ведь могут подумать, что у тебя это следствие болевого шока. Ну, что ты – того, – покрутил он пальцами у виска.

– Но вы-то ведь так не думаете? – не унимался Арсений.

– Мое мнение в данном случае будет мало что значить, – уже жестче сформулировал свою позицию доктор. – Боюсь, что это будет заботой психиатрии. Советую и тебе побояться на этот счет. Но все равно, я рад за тебя и желаю счастливых дней в будущем.

– Спасибо, – поклонился Гулько. – И оставайтесь с Богом.

Это было его первое свидетельство об Иисусе Христе и начало данного им обещания посвятить свою жизнь Богу, Которого он услышал в тот критический для него момент. И уже никогда не отступался от обещания, безбоязненно проповедуя Слово Божье. Обращение ко Христу означало для него не простой поход в церковь, чтобы поставить свечку (кстати, он туда как раз и не ходил), а верное служение Господу. Вот запись из официальных документов: «Боец Гулько примкнул к религиозной секте фанатиков и стал заниматься пропагандой религии». Ну, и уж совсем ни в какие ворота тот факт, что он, встречаясь с бывшими однополчанами (не только с ними), стал говорить им о Боге и призывать людей каяться в грехах. Многие полагали (возможно, с подачи главврача), что это последствия тяжелого ранения красноармейца, что болевой синдром, мол, и все такое. И надо отдать должное власти, которая, учитывая его боевые заслуги, долгое время пыталась образумить отступника. Но когда ни уговоры, ни угрозы не возымели действия, определили в психушку на полгода. Как бы его же жалеючи: может, мол, одумается мужик. Не помогло. Хотя надежда такая у властей появилась: после «лечения» Арсений обзавелся семьей.