На бурных перекатах

– Вот я и хотел бы с ней поговорить. Можно это сделать?

– Дак... можно, конечно, только... – Дуня замялась.

– Что? Что-нибудь не так?

– Разговора у вас с ней не получится. Не говорит она.

– Совсем? И не слышит?

– Слышать слышит, а говорить не может. Травма у нее была.

– Двадцать два года назад?

– Да-а, – глаза Дуни невольно расширились от испуга.

– Не схоронил, значит, ее Гурьян тогда, – как бы раздумывая, произнес Лукин, не спуская глаз с Дуни.

И с удовлетворением отметил ее полную растерянность.

На него же, наоборот, нашло успокоение: теперь все встало на свои места. Конец поиска.

– Ты не пугайся меня, Дуня, – как-то сразу по-свойски перешел он на дружеский тон. – И моей формы не бойся: я ее последние дни ношу. А новость у меня для вашей Ксении самая что ни на есть желанная. Будем уповать на Господа и просить Его милости к ней.

– Вы – верующий?! – в голосе Дуни явное недоверие. Оно и понятно: где это видано, чтобы энкавэдэшник в верующих ходил. Вызнает, что ему надо, а потом еще и посадит. Не зря же, вон, вся деревня в страхе схоронилась по домам, едва он появился тут.

– Да, я верю в Бога, – тихо подтвердил Лукин. Он прекрасно понимал ее состояние и ничуть не обиделся.

– Поэтому я здесь. Я вел дело убийцы ее мужа, и мне есть что сообщить Ксении о сыне.

– О сыне? – вспыхнула Дуня, но тут же сникла и печально покачала головой: – А что можно о нем сообщить через столько лет?

– Ну, предположим то, что он жив.

– Жив? – Дуня беспомощно огляделась, словно ища поддержки. – Вы шутите?

– Нисколько. Георгий Полуяровский, ее сын, жив.

– Господи! – захватила она лицо руками и запричитала: – Неужели наши молитвы дошли до Тебя?

Двадцать лет! И все это время она верила, что найдет его. И Гурьян верил. Где же он?

– Далековато. Но речь пока о Ксении. Как ее состояние?

– Последние дни она от окна не отходит, пишет мне, что видит Жорика во сне. Она ведь только по дому может передвигаться. Да и за это слава Господу! А то ведь не то что двигаться – есть совсем не могла. Пока Гуря не догадался к Рудольфу съездить. Да что ж мы стоим-то? Пойдемте скорее. – Уже в дверях дома Дуня вдруг остановилась и в растерянности обернулась к Федору: – Совсем меня с ума сшибло: я же ее от окна то увела да уложила на койку. Ведь стоит ей увидеть человека в этой форме, как с ней случается припадок.

– Что же делать? – растерялся и Лукин. – У меня с собой ничего другого нет.

Дуня провела его в горницу и усадила за стол: