На бурных перекатах

В небольшом зале по обе стороны прохода стояли ряды деревянных скамеек, на которых разместилось человек двенадцать. Старший Ромке, проповедуя с импровизированной кафедры, увидел, как двое молодых братьев ввели Курамшина в зал и предложили сесть на свободное место.

– Нет-нет! Пусть брат проходит сюда, – громко сказал Рудольф. И пояснил своим прихожанам: – Это тот самый Трифон, который отдал свой дом сиротам. Не удивляйся, брат, наш телеграф в отличие от государственного работает оперативно. Добрая весть не лежит под спудом, а птицами разносится по округе. Вот нам сорока на хвосте и принесла ее. – Тут он сделал знак рукой: – Ксения, иди сюда, привечай гостя. Смелее, смелее, Трифон. Что, что там?

Это гость, уже шагнувший было к кафедре, вдруг встал, как вкопанный, услышав произнесенное имя.

Сомнений не осталось, и как ни готовился он к подобному развитию событий (не исключал ведь уже, что она жива), но трагизм ситуации вышиб из него все заготовленные слова. Еще миг – и он рухнул на колени и, захватив голову руками, стал раскачиваться из стороны в сторону. Лишь что-то похожее на подвывание волка донеслось до прихожан, в то время как все его тело сотрясалось в конвульсиях. В тот же самый момент у кафедры опустилась на колени и Ксения. По-видимому, оба они одновременно вспомнили тот роковой миг в Белозерке, и, похоже, силы оставили и ее. Но вот в зале, в установившейся тишине стало отчетливо слышно ее славословие Бога. И как бы откликаясь на эти слова, Антон, сложив руки на груди, так на коленях и пополз вперед. Вид его казался прихожанам настолько жалким и даже обреченным, что сразу несколько человек попытались приподнять его, но он жестом остановил их, а когда приблизился к Ксении, склонился головой до пола и трясущимися губами прошептал:

– Ксения, я не Трифон Курамшин.

– Я знаю, – глядя куда-то вверх, сказала она.

– Я – Антон. Тот самый Бузыкин, который убил тебя...

– Господь сохранил мне жизнь. Так Ему было угодно.

– Простишь ли хоть когда-нибудь? Ведь это не прощается. Но я приму любое твое решение. Теперь я в твоей воле.

– Воля у нас одна – Божья. Мы все должны исполнять не чью-то, а только Его волю, и я тут не исключение. Грехи прощает Бог. А раз Он привел тебя сюда, значит, и простил.

– Стало быть, ты... – в надежде он весь так и подался вперед.

– Стало быть, простила и я.