Многие зэки с нетерпением ожидали удобного случая уже там, в дороге. Лучше всех это сознавал сам Бузыкин, а потому и лишил такой радости своих подопечных бойцов после первой же ночной бомбежки эшелона, когда до линии фронта еще было относительно далеко.
Сотрудники особого отдела, прибывшие утром к поезду, не обнаружили ответственного командира заключенных.
Оглушив охранявшего его конвоира, Бузыкин смылся в неизвестном направлении.
А произошло следующее. Уверенный в своей безнаказанности, свыкшийся с ней, и оттого храбрый и жестокий с безоружными зэками в лагере, он до того перетрусил в ту ночь, выскочив из остановившегося поезда, что принял упреждающую стрельбу конвоиров за разгоревшийся бой. И в страхе, а скорее, в стремлении выжить, прострелил себе руку повыше локтя. Причем так, что она не задела кость. А поскольку конвоиры стреляли только вверх и только для того, чтобы отбить у некоторых зэков (а теперь красноармейцев!) охоту сбежать под шумок, то доводы, что его ранило шальной пулей, никто и не подумал брать в расчет. Его бы разорвали на месте, но подоспевший боевой старшина успел предотвратить самосуд: тут же арестовал и потащил Бузыку к коменданту эшелона. Утром его должны были судить за «самострел», и приговор был ясен. Но, как видим, он не стал искушать судьбу и исчез. Чем сильно расстроил своих «однополчан».
Поймали его, не поймали – об этом так никто и не узнал. Да и некому было узнавать: почти все «добровольцы» полегли в первых же боях. Сергей – один из очень и очень немногих «счастливчиков», оставшихся в живых...
–*–*–*–
–Эй, рыбак, давай просыпай. Мало-мало приехали, – обернулся Баймухан и тронул кнутовищем Сергея.
– Да-да, – очнулся тот от воспоминаний. – Спасибо, Баке.
Двери на веранду были, как всегда, открыты, и, уже поднявшись на обе ступеньки крыльца, он услышал за дверями комнаты придушенный вскрик Веры и следом грозный охрипший рык мужчины:
– Дура! Я же с тобой по-хорошему, по согласию хочу. Иначе сгною обеих с матерью и моряком. Сгною! Понятно говорю? Ну!
«Бузыка!» – только на секунду замедлил ошеломленный Сергей; тут же рванул на себя дверь и оперся о косяк, с костылем наизготовку. Мужик в гимнастерке, без ремня стоял к нему спиной. На столе рядом с расстегнутой кобурой лежал наган, а напротив, забившись в угол, стояла Вера в разорванном платье и со скалкой в руке. Каким-то неимоверным усилием воли Сергей подавил в себе желание сразу шарахнуть насильника по голове и приставил костыль к его спине:
– Руки, Буза! Вверх руки!