На бурных перекатах

Бузыкин, ощущая неясную тревогу, инстинктивно кивнул:

– Бывало. И не раз.

– Вот и я о том же, – присел Охрим за стол. – Но давай начнем издалека. Ты никогда не задавал себе вопрос, как я на тебя вышел еще в Киеве? Нет? Так вот я тебя по старой газете вычислил. – (Бузыкин в страхе замер). – Фото твое на выселении монашек увидел и вспомнил. Смотрю – знакомый герой-партизан. Навел справки, а ты и здесь в героях... – начальник пытливо изучал Бузыкина, а тот изо всех сил старался унять дрожь в коленях:

– И на что тебе они, эти справки?

– Для страховки. Это я же тебя рекомендовал туда, – напомнил Охрим. – А потом меня самого сюда прислали. Сейчас поймешь, к чему я все это. Я уже тогда работал по одному человечку, которого ты знаешь. Впрочем, так же, как и он тебя. Теперь пришло время дать на него показания, и тут я очень надеюсь на тебя. Ну, и если получится, помог бы мне с ним договориться, а? Поможешь?

– Ну, это отчего же нет, – с облегчением перевел дух Антон. – Что я должен делать?

– Я же сказал: договориться. Шибко он несговорчивый. Сколь ни бьемся, не сдает своих подельников.

Политику кнута и пряника знаешь? Ну, вот: кнутом он уже опробован, боюсь, даже чересчур. Как бы не окочурился раньше времени. И чтобы этого не случилось, надо попробовать пряник: по-доброму как бы подойти, понимаешь?

– Чего ж не понять. Взглянуть на него когда можно будет?

– Да прямо сейчас. У тебя как с нервами? Нормуль? А то с ним тут наши ребята немного поработали, так он неважнецки выглядит. Пойдем в подвал, сам увидишь. Для начала в глазок посмотришь.

– Пойдем, – оживился Бузыкин при упоминании подвала. Он знал о пытках, которым там подвергались арестованные, но самому поучаствовать в них не доводилось. А хотелось, очень сильно хотелось. Поэтому его всегда тянуло туда.

У двери одной из клеток подвала стоял часовой, Припасенко Гурьян. При их приближении он вытянулся в струнку и отдал честь.

– Ну, как он там, Гурьян? – кивнул на дверь Онопко.

– Та вроде живый. Тильки стогнет да стогнет.

Охрим открыл глазок и жестом пригласил Бузыкина взглянуть.

У противоположной стены камеры на полу сидел мужчина в разодранной одежде; все лицо его было залито кровью, но Антон тотчас узнал его. Это был Иван Нагнибеда, тот командир красных... командир Охрима... Бузыкин интуитивно повернулся к нему.