На чаше весов (СИ)

Вадим поднимает на меня глаза, окидывает взглядом и вздыхает, бросая недоеденный кусок обратно в коробку.

— Напиши мне список. Я куплю. — Недовольно скривившись, всем своим видом показывая, как много неудобств я ему причиняю, Вадим встает из-за стола и идет в свою спальню. Возвращается через минуту, одетый в черный свитер и джинсы. Протягивает мне лист бумаги и ручку. Но я не двигаюсь. Не протягиваю руку в ответ.

Меня будто парализует.

Черт. Этот свитер. Он так похож на… на тот самый свитер. Только этот без воротника и дурацких узоров. Стильный, минималистичный, он идеально подчеркивает его мощную шею, широкий разворот плеч, натягивается на бицепсах и крепко обхватывает талию. Он так идет ему…

На одну секунду я будто проваливаюсь в прошлое. И во все те чувства, что жили в моей душе тогда. На секунду мне кажется, что сейчас Вадим поднимет руку и заправит прядь моих волос за ухо, я смогу зажмуриться и прижаться щекой к его ладони. Я снова становлюсь юной семнадцатилетней Агатой, с восхищением и бесконечной любовью взирающей на мужчину, в руках которого бьется ее сердце.

Как же сильно я его любила…

Так же сильно, как и ненавидела после.

Такие чувства не проходят бесследно. Они не могут быть переработаны, забыты, выброшены. Их отголоски будут звучать во мне всю мою оставшуюся жизнь. Хотя осталось мне, наверное, не так уж и много…

Черт. Нет. Этот дурацкий свитер. Он мне совсем не нравится.

И он совсем ему не идет. И вообще… при такой должности он мог бы одеваться и получше.

С раздражением выхватываю лист бумаги и ручку и быстро пишу перечень необходимых мне лекарств.

Едва за Вадимом закрывается дверь, я вздыхаю и опускаюсь на пол.

Черт возьми, Агата, приди в себя. Что с тобой творится?

Надо успокоиться. Надо взять себя в руки.

Во всем виновата травма головы. Да.

Сажусь поудобнее, опершись спиной о диван, скрещиваю ноги, и начинаю глубоко дышать под счет. Очень долго не могу усмирить беспокойно мечущийся разум, но через время, все же чувствую расслабление. Я продолжаю сидеть и дышать, пока мысли не успокаиваются, и чувства не перестают бесконечной вереницей закручиваться в моей груди.

Не знаю сколько проходит времени, но, когда Вадим открывает дверь, я встречаю его с абсолютно ровным выражением лица и гораздо более спокойная. Сдержанно благодарю его за покупки и приняв из его рук пакет, раскладываю на кухонном столе, все баночки и коробочки.

Выпив лекарства, чищу зубы щеткой, любезно купленной внимательным Вадимом в аптеке, и отправляюсь в кровать.

Как и прошлый раз в этой постели, долго не могу уснуть. Открываю в телефоне приложение и решаю почитать книгу, надеясь, что чтение меня скорее усыпит. Однако роман попадается напротив интересный, и о времени я вспоминаю уже за полночь, когда мой телефон, противно пиликнув, потухает, растратив весь свой заряд.

Встаю с постели и выхожу из спальни, надеясь найти зарядку где-нибудь на кухне. Завернув за стену, отделяющую кухню от узкого коридорчика, вижу Вадима. На журнальном столике перед ним стоит открытый ноутбук, но Вадим в него не смотрит. Он полулежит на диване, руки вдоль туловища. Его голова покоится на спинке, глаза прикрыты. Он спит.

На цыпочках крадусь по кухне, вглядываясь в темноту комнаты в поисках зарядки. Когда обхожу диван сзади, взгляд падает на экран ноутбука, где красуется уже известная мне статья о Матвееве.

Замираю, сопротивляясь самой себе. Мне просто нужно найти зарядку и лечь спать.

Бросаю взгляд на стол, где разложены какие-то бумаги, и обойдя диван с интересом присматриваюсь.

Протокол допроса на полиграфе. Протоколы допроса свидетелей. Заключение психиатра.

Последнее беру в руки и прищурившись, пытаюсь прочесть. В темноте буквы плывут, и я подношу лист к экрану ноутбука, одновременно усаживаясь на диван.

Скрип будит Вадима, он вздрагивает и открывает глаза.

— Агата? Что ты делаешь. — Вадим наклоняется и протягивает руку, намереваясь отобрать у меня лист.

— Подожди. — Я отклоняюсь, убирая лист подальше, и продолжаю скользить глазами по строчкам. — Психиатр прописал ему медикаментозную терапию… — Хмурюсь я и перевожу вопросительный взгляд на Вадима.

— Он от нее отказался. — Тут же отзывается Вадим, удобнее усаживаясь на диван рядом со мной, трет глаза пальцами, стирая сонливость.

Я хмурюсь сильнее, вспоминая ощущения, которые я испытывала в комнате для допросов. Разве человек в здравом уме, страдая от таких сильных и мучительных панических атак, отказался бы от лечения? Что-то тут нечисто. Должна быть причина. Задумываюсь. Такое было бы возможно либо под чувством вины, либо под воздействием угроз. Что вызывает его панические атаки, и что заставляет уживаться с ними, не желая хоть как-то ослабить страх? И чего конкретно он боится? На сколько я помню, паника накрыла его тогда, когда Вадим начал говорить о бактерии.

Вот черт. Как же все запутано. И как интересно…