На чаше весов (СИ)

Он стал кем-то типа моего протектора. Он сопровождал меня в суде. Все время был рядом. Поговорил с директором школы. Оформил меня в архиве и громко заявил всем, чтобы меня не обижали, и что я работаю под его руководством. Со стороны это было похоже на заботу. Но я не чувствовала ни одной эмоции, которая побуждала бы его заботиться обо мне. Он по-прежнему оставался закрыт, спокоен или даже, я бы сказала холоден. Так что мне приходилось только гадать, что же на самом деле он делает и для чего.

Сегодня ровно три месяца со дня суда. По моим подсчетам отработать осталось не больше десяти часов. И я стану наконец свободна. Я очень устала.

За три месяца я участвовала в восьми допросах. Я находилась рядом с Вадимом, считывала чувства его подозреваемых и после рассказывала ему свои выводы. Из восьми, реально я помогла лишь в двух случаях, и то только потому что мотивы преступников и так были очевидны. Я не была на самом деле нужна Вадиму, но он настаивал на том, что я ему очень помогаю. Он всегда внимательно выслушивал меня, задавал вопросы, о чем-то размышлял.

На самом деле, я мало чем помогала ему. Я в этом уверена. Я знала это наверняка. Но я всегда послушно приходила по первому его зову.

И, возможно, даже ждала, когда он снова попросит меня о помощи.

Мне просто нравилось быть рядом с ним. Я просто влюблялась.

Я влюблялась. С каждым днем все сильнее и сильнее.

И это меня пугало. Находиться рядом с ним на допросах становилось все сложнее. Мои мысли путались, мои чувства заполоняли все мое тело, не оставляя места для чужих. Я становилась все более бесполезной.

И это меня пугало тоже.

Как и то, как я выглядела.

Я худела, истончалась. Я словно таяла. Тошнота и головная боль стали моими спутниками даже в те дни, когда я не участвовала в допросах. Сердце болело все чаще. Ходить по ступенькам на восьмой этаж, где жили мы с мамой, становилось все тяжелее. Мучала задышка и боль в груди. Мой врач негодовал. Разводил руками, глядя на мою кардиограмму и назначал все новые и новые лекарства.

Я как могла скрывала свое состояние от Вадима, но не думаю, что у меня получалось — на меня теперь с жалостью поглядывали даже те люди, с которыми я не была знакома. Только Вадим ничего не говорил по этому поводу.

Сегодня Вадим должен заехать ко мне домой. Он позвонил утром и сказал, что заедет на обеденном перерыве. Не знаю почему, но это заставляет мое сердце трепетать от какого-то странного предвкушения.

Я навожу порядок во всей квартире. Надеваю новые джинсы и рубашку, недавно купленные мамой. Я особенно тщательно причесываюсь, и даже крашу ресницы. Хлопаю себя по щекам, чтобы появился хоть какой-то румянец. Не помогает. Я похожа на привидение. Смотрю на себе в зеркало и сникаю. Я выгляжу жалко. И веду себя глупо. И я питаю напрасные чувства к человеку, который ко мне равнодушен. К мужчине, на десять лет старше меня. Для него я — всего лишь подросток.

Звонок в дверь заставляет дернуться. Вдыхаю полной грудью и, расправив плечи, иду к двери.

На пороге стоит Вадим. Он снимает шапку, отряхивает ее от снега, топает ногами, очищая налипший на ботинки снег и входит в квартиру.

— Привет. — Быстро произносит Вадим, закрывая за собой дверь. Он такой высокий. Он заполняет собой весь наш маленький коридор, так что мне приходится отступить и чуть ли не вжаться в стену.

— Привет. — Пищу я. — Проходи. Хочешь чаю?

— Давай. — Отзывается Вадим, снимая куртку, и я, проскользнув мимо него, несусь на кухню.

Ставлю чайник на плиту и принимаюсь копаться в шкафчике. Где-то было печенье. Где же это гребанное печенье?

— У вас уютно. — Говорит Вадим, заходя в кухню и садясь на табурет.

— Спасибо. — Тут же забыв о печенье, поворачиваюсь к нему. Цепляюсь пальцами за столешницу за своей спиной. На Вадиме мой любимый свитер. Черный, крупной вязки, с каким-то незамысловатым узором. Этот свитер ему очень идет. Он плотно обтягивает его широкие плечи и сильные руки, и даже слегка растянутый невысокий воротник не портит впечатление. Чувствую, как мое лицо расплывается в дурацкой улыбке и спешу отвернуться к окну. Не хочу выглядеть жалкой влюбленной дурочкой.

— Сегодня мы поедем к Ласнецову. — Говорит Вадим, заставляя меня снова взглянуть на него.

— Зачем? — Тут же отзываюсь я, непонимающе глядя на Вадима. Дело об убийстве Софии Ласнецовой все еще не раскрыто. Егор Ермолаев сидит в СИЗО, но Вадим уверен, что убийство — не его рук дело, и продолжает искать зацепки. Мне лишь не понятно, зачем нам вдвоем ехать к ее отцу?

— Есть подозрение, что убийство мог совершить кто-то из бизнес-партнеров Ласнецова. Слишком для многих он — как кость в горле.

— И что ты намерен делать? — Хмурюсь я.

— Не я. Через час у них какое-то крупное совещание. Ты пойдешь туда и будешь наблюдать за всеми присутствующими.

— Я??? — Вскрикиваю я, выпучив глаза и подавшись вперед.

— Конечно ты, Агата. Кто же еще?.. — Усмехается Вадим.