Во всем ужасающем многообразии плохих новостей, транслируемых по телевизору, мой мозг легко выхватывает имя Александра Филиппова. Одетый с иголочки мужчина занимающийся финансирование больниц, исследовательских институтов, обеспечением водой школ и детских садов, скромно улыбается с экрана, так, что не возникает сомнений: мужчина творит добро, потому что он жаждет творить добро.
Все эти открытия больно бьют по моей совести, так что к концу второго дня я не выдерживаю. Набираю номер Вадима, и быстро, чтобы не передумать, услышав его ледяной голос, выдаю свою идею:
— Я должна сама побеседовать с Матвеевым. Без тебя. Ты его пугаешь. Позволь мне с ним поговорить наедине.
— Это невозможно. — Отвечает Вадим напряженным голосом, кажется немного удивленным моим звонком. — Ты не имеешь права допрашивать…
— Это будет не допрос. Просто свидание. На допросе он защищается. И боится. Я просто поговорю с ним. — Прерываю я Вадима, сильнее сжимая телефон в руке. Я так долго боролась с собой, и наконец пришла к правильному решению, а он сует мне палки в колеса. Я не отступлюсь. — Я запишу наш разговор на диктофон для тебя.
Вадим молчит, я слышу в трубке только его шумное дыхание.
— Я должен это как-то объяснить начальству.
— Придумай что-нибудь.
Вадим замолкает, задумавшись.
— Ладно. Давай попробуем. — Через время отвечает со вздохом.
— Хорошо. — Выдыхаю я, облегченно улыбаясь. Уже собираюсь положить трубку, когда…
— Агата. — Окликает меня Вадим. Снова подношу телефон к уху и слышу. — Спасибо.
Вдох застревает в моем горле.
Его тихое сдержанное спасибо отпечатывается в моем мозгу так глубоко, что кажется пробивает черепную коробку.
Он никогда до этого не благодарил меня. Это его первое «спасибо».
Молча отключаю телефон, игнорируя поселившееся в груди тепло, и закрываю глаза.
Я не хочу помогать Вадиму, я хочу помочь человечеству. — Снова повторяю себе, забираясь в кровать.
Я не ему помогаю, я делаю то, что должна, то, чего требует от меня совесть. — Повторяю про себя даже во сне.
А утром бодро и решительно отправляюсь в ГСУ.
Вадим встречает меня нервный и всполошенный. Заводит меня в кабинет, сует мне в карман джинсов крохотных диктофон и дает последние наставления:
— Говори, что хочешь, делай с ним что хочешь, но выбей из него информацию. Что это за бактерия и как ее победить. Дави на жалость. Уговаривай… — Вадим наклоняется ко мне близко и хватает руками за плечи. — Сделай хоть что-то, Агата. — С нажимом добавляет Вадим.
Я высвобождаюсь из его рук и киваю, немного растерянная от того, что вижу его таким несдержанным.
— Я постараюсь. — Говорю, отворачиваясь от Вадима.
Вхожу в комнату для свиданий и сажусь на стул. Через несколько минут охранник заводит Матвеева, и становится за моей спиной.
Матвеев с отрешенным видом опускается на скамейку напротив меня.
— Здравствуйте. — Тихо здороваюсь я. Мужчина не реагирует, смотрит в пол. Но его тревоги или страха я не чувствую, и приободренная, начинаю. — Меня зовут Агата. Я говорила с Вашим помощником Марком. И с Вашим другом Петром Ветлицким. Они отзывались о вас как о прекрасном, одаренном ученом. Марк говорил, что вы многим людям спасли жизни…
Мужчина едва заметно усмехается и поднимает на меня глаза. Ничего не говорит, но хотя бы слушает. Я не надеюсь, что он будет отвечать на мои вопросы, моя задача на сегодня, вопреки ожиданиям Вадима, просто говорить, и отмечать эмоции, что порождают в мужчине мои слова.
— Сейчас мир как никогда нуждается в Вашей помощи. Люди умирают… — Страх. Страх просачивается в меня, как ледяной туман. Я впитываю его, как губка и чувствую, как холодеют пальцы рук. — Нет… Люди умирают не от Калидуса. — Осторожно поправляю сама себя, прислушиваясь к изменению эмоций человека напротив. Он едва заметно расслабляется, и я продолжаю. — Они умирают по своей же собственной неосторожности, из-за потери зрения.
Мужчина странно хмыкает. Чувствую одновременно и досаду, и самодовольство. Да что ж это такое? Что означает этот странный коктейль?
Наклоняюсь немного ближе. Хаотично соображаю, что сказать дальше, как разгадать ребус его противоречивых эмоций.
— Мм… по неосторожности… — снова повторяю, осторожно, с опаской, будто нащупывая почву под ногами. — Людям следовало бы быть более осмотрительными?.. — говорю тихо, не то вопросительно, не то утвердительно.
Мужчина сужает глаза, и с интересом вглядывается в мое лицо. Ощущаю едва заметный протест. И совсем теряюсь. Только что он был со мной согласен, а теперь нет. Я теряю логическую нить.
Уже решаю сменить направление мысли, когда мужчина внезапно, тихо, но твердо, произносит.
— Если бы о них как следует позаботились… все было бы иначе.
Распахиваю глаза, замираю.
— Вы говорите о… государстве? Врачах?.. — Осторожно предполагаю я, но мужчина не отвечает. Отворачивается, всем своим видом показывая, что тема закрыта.
Отмечаю в своей голове его замечание и откладываю на потом. Делаю новую попытку.
— Ладно… Затылочная доля. Височная. Что будет дальше? Смерть? — Задаю вопрос в лоб, больше не осторожничая.