На чёрных крыльях феникс

Так я решила, и на следующий день меня заставили перекладывать туда-сюда дрова. Аж руки потом тряслись. Вечером опять развивали мелкую моторику. На третий день опять уборка. В этот раз приказали и полы помыть. Этот дом скоро уже сиять от чистоты будет! И снова травинка к травинке… Потом меня провели на огород. И что думаете? Полоть сорняки. Я даже в своём мире на даче этого всегда избегала! И это было не всё. Чтобы травки лучше росли, нужно было удобрением их подкормить. А откуда его взять? Правильно, из выгребной ямы.

«Я так больше не могу» – подумала я, прижавшись лбом к палке метлы. Я, конечно, уважаю Бо Нгаи, но этот тяжкий труд высосал из меня все соки. Сдаюсь! Конечно, чудодейственные отвары лекаря явно как-то совершенствовали мой организм, но мне же это не нужно! Нагрузка росла постепенно, но не незаметно. Минхо стал приходить не только на обеды. Он приходил раньше, чтобы читать со мной книгу про акупунктуры и пояснять. Это было довольно неловко. В смысле, то, что касалось расшифровки значений ханча, было увлекательным! Я даже сама не заметила, как загорелась этим делом и стала разгадывать значения самостоятельно. Но если Минхо брался за практическую часть и демонстрировал точки на Минхёке, себе и, боже упаси, мне, я начинала сходить с ума из-за кое-какого подозрительного щекотного чувства где-то в груди. Списывать снова все беды на сердце этого тела было глупо. Я, и до этого небезразличная к игровому Минхо, влюблялась в него заново! Мне приходилось в каждую нашу новую встречу всё сильнее подавлять свои чувства. Это выматывало. Пришлось пойти на хитрость. Я сказала, что сама буду разбираться, а если появятся вопросы, спрошу у Бо Нгаи, сославшись на учёность лекаря в этой области. На мои слова Минхо ничего не ответил. Помолчал минуту и продолжил урок.

В общем, я продолжала выполнять просьбы (читай «задания») лекаря, но не так старательно быстро, как раньше. Если не успевала закончить, я спокойно говорила, что доделаю завтра. А если совсем не хотела что-то делать, говорила, что забыла. Неприятно было выслушивать нотации Бо Нгаи вечерами, но на следующий день я повторяла свои ошибки без зазрения совести.

Бо Нгаи снова куда-то ушёл, а я, подметя только полдвора, развалилась на кидан. Ветерок обдувал меня, приятно охлаждая от палящего солнца.

– Лежит под хурмой с открытым ртом, – прокомментировал Минхёк, спрыгнув с крыши. – Впервые вижу такую ленивую девушку.

Хах, ты даже не представляешь, как много я делаю, ничего не делая! Кстати, я уже давно узнала, что он был моим надзирателем. О моём выходе за ворота тоже он доложил Суюну. Главу я не видела с первой нашей встречи, а Минхо не заявлялся на обед со вчерашнего дня. Обиделся, что ли? Скучно. Но и работать не хочется.

– Ты не хочешь совершенствоваться? – напрямую спросил Минхёк.

Парень был явно раздражён моим поведением, но был вынужден проводить со мной время.

– К тебе так хорошо все относятся, я аж завидую! Ты можешь обучаться у Главы и кванджаннима за просто так, а ты…

– У меня есть причины. Минхо и сегодня не придёт? – мимолётом спросила я.

– Если злится, он всегда пропадает, что и не найдёшь.

Хах, злится? Из-за меня? Ну, мало ли, что его могло разозлить. Так даже лучше.

– А я смотрю, ты бесстрашная, – бросил Минхёк. – Ты же кисэн, разве не должна лучше меня разбираться? Кванджанним к тебе и так, и эдак. А ты ему ни на шаг приблизиться не даёшь!

Я не виновата! Просто так будет лучше! Минхёк продолжал упрекать меня, сравнивая с ежом.

– Ты испортил мне настроение! – воскликнула я и, бросив метлу, направилась в свою комнату.

Раскрыла книгу, но чтение не пошло. У стола лежала чистая бумага. Я раскрутила её. Пустое пространство будто просило заполнить его, а чувства молили о выражении. Я взяла длинноворсную кисть и развела тушь. Знакомое чувство подхватило меня, и я принялась писать, одновременно изучая бумагу, вид линий на ней, возможности оттенков. Я думала о Минхо, о том, как он защищает, как заботится, как крадётся к моему сердцу, о том, что было между нами и о том, чего никогда не будет. Я думала о его пронзительном взгляде, о его узких ладонях, об отливающих бронзой на солнце волосах, о проколе в ухе. О его коротких фразах, о его внимательности, об одиноком ханоке… Само собой на ум пришли орхидеи, что цветут в долинах, подальше от суеты и человеческих взглядов. Тонкий аромат, который не каждый различит. Тушью были нарисованы скромные цветки и стройные листы. Мне не понравилась небрежность, но понравилась композиция. Познакомившись с бумагой и тушью, я попробовала ещё раз. И ещё раз. Живопись вышла искусной, но слишком классической. И я поняла, чего мне не хватает. Достала из сумки румяна из сафлора и нанесла несколько градиентных пятен на основание цветов. Неправильный Минхо – неправильные орхидеи. От переизбытка мыслей об одном и том же я вдруг тихонько заплакала.