На чёрных крыльях феникс

Суа поднырнула под рукой Главы Драконов, выхватив пинё, и с помощью священных сил нанесла порез. Ки Монкут упала на пол, сплёвывая кровью. Она посмотрела на Суа растерянно, в панике. Я видела своё лицо со стороны и не узнавала его: неподвижная мимика, холодный взгляд, в котором не было ни жалости, ни осознанности. Это же последняя сцена игры? Кровь Суа и кровь Ки Монкут падали на символы внутреннего круга. И вдруг Суа склонилась на колени. Все квищин стянулись к ней, став её крыльями.

– Суа! Нет!

Это был голос Минхо. Голос? Я вдруг стала видеть всю ту же сцену от первого лица. За тёмными вихрями я периодически теряла из виду персонажей. А-а! Скример! Это было лицо мертвеца! Ещё один? Они меня уже перестали пугать! Наоборот, я различила, что их лица не такие безразлично-холодные, какими казались. Многие из них были грустными. Уродливый плач квищин стоял у меня в ушах! Прекратите! Хватит! Это должно закончиться! Всё моё существо вспыхнуло небесной синевой. Наконец вихри унялись. Передо мной стоял Минхо, вцепившись в мои плечи. Щека его дёрнулась. Взгляд был красноречивым: полным сожалений и вопросов. Моя рука против воли сильнее подалась вперёд остриём шпильки. Минхо издал тихий стон. Нет! Зачем?! Я отчётливо слышала в гробовой тишине шлепки капель. Но это была не вода. Откинув Минхо, я двинулась дальше на Ки Монкут. Стоять, Суа! Эскейп! Где копка выхода?! Вдруг я остановилась. Обернулась. Раненый сульса удерживал меня за руку. Его губы шевелились, но не было слышно ни звука. Взмах, и боевой веер перерезал горло своему дарителю. Кровь закрыла собой стих.

Я проснулась от кошмара. Снова. Это не было, как в фильмах, когда герои просыпаются с криком, и кто-то обязательно бежит к ним на звук. Я тихо вздрагивала. Старалась успокоить сбивчивое дыхание. Садилась и смотрела в окно в ожидании рассвета, стараясь опустошить голову. Я успокаивала себя, что, по крайней мере пока, ничего не произошло. Если паника не отступала, я откидывала фасадную часть комода-пандади вперёд и осматривала подарок Минхо. Убедившейся в его чистоте мне становилось легче. Но заснуть я уже не могла или боялась. Я даже воспользовалась техникой придачи страху материальности и спроектировала самые пугающие элементы кошмаров на рисунок. Там был окровавленный веер, лица квищин, последняя сцена игры с догорающей Сэге. Это повторялось уже который день. Настроение всегда было паршивым из-за недосыпа и переживаний, так ещё и все желали меня тайно или явно обучить. Неудивительно, что чужие старания имели для меня после всех этих ужасных сновидений отрицательный эффект. Чем сильнее на меня давили, тем больше я отказывалась что-либо делать. В какой-то момент это превратилось в мой внутренний спор с игрой, и я была горда своей решительностью.

«Если ты хочешь заставить меня развивать способности, я вытерплю всё, чтобы оставаться слабой Суа, не имеющей и шанса перевоплотиться в карающего феникса. Ты пожалеешь, игра, что затянула меня в это тело» – так я повторяла себе.

Сколько бы ни думала, в финале Суа умирает. Возможно, сама становится злым духом. А значит, всё, что мне нужно делать – это не умереть. А если умереть, то тихо, слабой носительницей божественной силы. Тогда Сэге… и Минхо с остальными будут спасены.

В тот день я вышла к Бо Нгаи, растирающим в порошок какие-то травы. Уже по обычаю мы позавтракали вместе без разговоров. Единственное, что было необычно, это женский смех за оградой. Девушки, проплывая мимо стайками, весело что-то обсуждали. Никогда не видела, чтобы так много девушек одновременно оказывались на улице.

Глава 21

– Аа, – прокряхтел Бо Нгаи. – Сегодня же пятнадцатый день пятого лунного месяца.

И что? Мне это ничего не говорило. Тем более пятый лунный месяц – это какой? Явно не весна. Вдруг за оградой показалась наша соседка – та самая, что была дочерью рабыни, посмевшей убить хозяина. Девушка, скажем так, обладала ярким типажом. У неё был длинный острый нос и оттопыренные уши. Возможно, будь у неё чёлка или ходи она с каре, то походила бы на миловидного мышонка. Но девушка всегда зализывала волосы на голове, заплетая косу с пробором посередине. Из-за этого все её черты выделялись только сильнее. Но, признаться, по характеру она была лапушкой. Немного наивная, любопытная и добрая ко всему живому. За это время я почти ни с кем не общалась, кроме этой девушки. Кстати, звали её очень просто – Хани. Мне нравилось думать, что на английском это имя писалось бы как «мёд».

– Эй, Суа! – она махнула мне рукой. – Ты идёшь?

– Поди, поди, – сразу же подхватил Бо Нгаи. – Развейся. Сегодня у меня нет к тебе поручений. И это захвати – понадобится.

Ну ладно. Пока старик не передумал, я поднялась и приняла у него из рук маленькую корзинку. В ней в небольших сосудах, но в большом количестве были экстракты цветов.

– О, это для цветочной воды? Здорово! А! Захватишь с собой тушь? Я и альбом приготовила, – воскликнула Хани, когда я приблизилась.