На далеких окраинах

Звук повторился. Теперь ясно слышно, что это говорит человек; другой ему отвечает; вот засмеялись оба... Щелкают подковы по каменистой дороге. Всадники едут вон по той лощине; их не видно пока за гранитным откосом, а едут они очень близко.

С шумом поднялась вся воронья стая, отлетела в сторону и расселась на сучьях старого, высохшего карагача, жадно поглядывая на оставленную добычу.

Над гребнем откоса мелькнул сперва конец ружья, потом красный верх киргизского малахая.

— Вон оно как! — говорит один всадник, шагом подъезжая к саклям.

— Это Назар-Кулки следы, — отвечает другой. — Теперь берегись! Вот он всегда так: пойдет с русскими воевать, на белых рубах только издали посмотрит, а по кишлакам пакостит.

— Вчера ночью мы слышали, помнишь?

— Это пальбу-то?

— Ну да. Это здесь было.

— Нет, то русские ружья были, а ты смотри, где их следы. Русские всегда со своими повозками ходят; кованый след сразу виден; а он где?

— Может, без повозок были?

— Да уж там все равно; надо нам теперь ух как поглядывать; если бы у нас вместо одной пары глаз по десяти было, так и то всем достало бы вволю работы.

— А слушай-ка, Юсуп: кони наши ведь того...

— Да, притомились.

— Орлик сегодня утром шестой раз споткнулся.

— Да мы дальше не поедем сегодня; разве что ночь скажет, а пока надо переждать. Ты чего ищешь?

— Все пожгли, проклятые: хоть бы один сноп оставили!

— Погоди! Я по саклям пошарю; может быть, ячменя найду, а то ведь беда: наши кони, шутка ли, вот уже второй день только сухую колючку гложут.

— Эх, Орлик, Орлик! — говорил Батогов, слезая с лошади и поглаживая ее. — Подвело тебе бока, сердечному. Ну, потерпи, друг, и для нас с тобой настанут красные деньки. А что, — обратился он к Юсупу, — отсюда до Катакургана сколько верст, примерно, будет?

— Коли б ехать прямо, без опаски, то на свежих конях сегодня еще много до ночи поспеть можно.

«Так близко! — подумал Батогов, и у него сердце сжалось от нетерпения. — Так близко! Ведь там русские, там...»

Странное чувство вдруг охватило Батогова: ему стало как будто жалко того, что осталось сзади. Ему захотелось еще хоть немного отдалить эту минуту, когда он увидит желто-серую насыпь катакурганской цитадели и торчащую на ней фигуру часового в русском кепи с назатыльником.

— Эй, эй! — кричал Юсуп, высовываясь из отверстия в крыше одной из сакель.

— Эй! — отозвался Батогов.

— А я корму нашел и себе, и коням.

— Тащи!

— Иди, помогай: кап (мешок) такой тяжелый! Хватай за конец, вот так!

Закинув поводья на шею лошади, Батогов взобрался по выдающимся камням на стену сакли, ухватился обеими руками за край мешка и потащил. Юсуп поддавал снизу, острые края камней прорвали полосатую ткань капа, и по стене побежала широкая желтоватая струя ячменных зерен.

— Держи прореху! — кричал Юсуп.

— Ничего: с нас хватит! — говорил Батогов, сваливая мешок на землю.

Глухо стукнул тяжелый кап, и вслед за этим стуком послышался другой, более легкий, отдаленный стук.

Юсуп пригнулся и стал прислушиваться. Батогов быстро соскочил со стены.

— Опять... — шептал Юсуп.

— Да, это стреляют — ясно... Вон опять...

— Это недалеко... Бац! — это пушка...

— Нет, та глуше. Смотри на лошадей.

Орлик, как добрая боевая лошадь, не оставался равнодушным к этим далеким, чуть слышным выстрелам, несмотря на крайнюю усталость и голод: он навострил уши, высоко поднял голову и подобрался.

— Нам пока здесь, на виду, торчать не приходится, — говорил джигит, — заберемся-ка хоть на этот двор. В случае беды, вон той дорогой опять в ущелье уйдем. Видишь, видишь?

Батогов еще прежде увидел то, на что указал Юсуп. Обе лошади были торопливо уведены за стенки разграбленного дворика и поставлены в темный угол полуразвалившейся сакли. Хозяева их приютились в расселине стены, взобравшись на остов арбы с обгорелыми колесами. Юсуп ползком выбрался-таки на улицу, подполз к тому месту, где лежал разорванный кап, и стал поспешно нагребать ячмень в полы своего халата. Затем, нагруженный кормом для своих проголодавшихся коней, он отретировался обратно, говоря:

— А мы все-таки свое дело делать будем. Давай-ка торбы.

— Гляди, сколько их на той горе высыпало, — сообщал Батогов, приложив руку ко лбу в виде козырька.

— Назарка, Назарка; это его красные! — шепнул Юсуп. — Вон и пешие видны.

На одном из самых отдаленных пригорков, по крайней мере, верстах в трех от кишлака, показалась сперва маленькая черная точка. В этой точке опытный глаз наблюдателя сейчас же узнал бы всадника, мало того, всадника, вооруженного длинной пикой. Рядом с этой точкой через несколько секунд показалась еще другая точка, там еще и еще... Вся кучка тихонько спустилась с прежнего пригорка и взобралась на другой. Маленький клубочек белого дыма вспыхнул над этой группой, и, много спустя, в воздухе что-то слегка треснуло. На соседних курганах тоже показалась отдельные всадники.

— Вот так и в прошлый раз: я чуть-чуть не наткнулся.

— Здесь же?

— Нет; в тот раз я далеко не забирался.

— Сюда двигаются... А это слышишь? Это пушка.