На далеких окраинах

— Не в Катакурган, а в самый Самарканд. Абрам-тюра... самому, — перебил другой.

— Ну, не ври; в Самарканд не успел бы, да и русские вон откуда пришли...

— Давно?..

Юсуп спрашивал, а сам все поглядывал по сторонам; он, казалось, отыскивал кого-то в этой толпе всадников, окружавшей их все плотнее и плотнее. Взгляды эти были сначала тревожны; было мгновение, что хитрый джигит совсем было струсил, но потом оправился и понемногу успокоился окончательно. Батогов все время усердно, сосредоточенно копался у себя во вьючной сумке, а потом слез и принялся тщательно отчищать подковы Орлика.

Скоро внимание всех было обращено на большую конную вереницу, выдвигавшуюся из ущелья. В этой новой толпе всадников преимущественно виднелись верблюжьи халаты и киргизские малахаи, между тем, как в шайках Назар-Кула преобладал красный цвет.

Садык со своими оборванцами, как выражался на привале Юсуп, шел на подмогу мулле Назар-Кулу.

— Поезжай за мной, — шепнул Юсуп Батогову. — Сафара здесь нет. Аллах не повернулся к нам затылком.

А у меня было четыре жены...

— Смотри, певун какой! — крикнул ему вслед джигит, у которого половина лица была скрыта под грязной перевязкой, и жидкая бородка совсем склеилась от запекшейся крови. — Там берегись, русские пчелы летают; попадет, так про жирных жен петь перестанешь!

— Только бы нам теперь увидать русских, а то бы мы знали, что делать, — говорил Юсуп.

Вся волнообразная местность была усеяна небольшими конными партиями; по всем направлениям шныряли одиночки. Верблюжьи халаты мало-помалу смешивались с красными. Всадники растягивались вправо и влево; концы этой живой цепи загибались: они хотели охватить со всех сторон что-то невидимое.

Не больше как с версту, совсем внизу, примыкая к давно сжатому клеверному полю, виднелось несколько сакель, над плоскими крышами торчали два или три тополя, под одним, из-за деревьев поднимался черный дымок и мигало небольшое пламя, одинокая фигурка торчала на самой высокой крыше, казалось даже, что то был не человек, а просто белел кол, вбитый для чего-то в земляную крышу. Больше ничего не было видно.

А между тем глаза всех этих наездников волновались, перебегая с кургана на курган, и были устремлены на этот маленький кишлак. Там и сям вспыхивающие выстрелы фитильных мулкутов направлялись именно на тот кол, что неподвижно торчал на крыше; а когда тонкая, ослабевающая струйка черного дыма вдруг густела и поднималась даже выше того опаленного тополя, что происходило каждый раз, когда невидимые руки подкидывали в огонь новую вязанку, то почти каждый из наездников вскрикивал: «Эх!» и тотчас же бодрил свою лошаденку ударом нагайки.

В том страшном кишлаке, так поглотившем общее внимание тысячи наездников, стоял отряд «ак-кульмак»; стоял уже с самого утра; теперь он варил себе похлебку, искрошив в необъятный котел целого, благо непокупного, барана; а часовой на крыше, прожевывая кусок черствой туземной лепешки своим усатым ртом, заломив кверху козырек своего кепи, равнодушно поглядывал на те барханы, что пестрели на солнце тысячами двигающихся точек.

Была минута, когда наездники слишком уже близко подобрались к кишлаку; передние, те, что хотели перескакнуть арык, огибавший клеверное поле, видели что-то ярко-зеленое, блеснувшее между двух сакель, другие же всадники, которые не рисковали так близко подбираться к русским, видели только большой клуб дыма, вспыхнувший как раз над тем местом, где стояло зеленое, и в рассыпную шарахнулись вниз по откосам кургана.

С ревом и воем пронизало ядро морозный воздух, щелкнулось о гранитный гребень одного из барханов, высоко подпрыгнуло и поскакало дальше, рикошетируя между всполошившимися наездниками.

Около самого Орлика ударилось русское ядро. Серый, испуганный треском разлетевшихся кремнистых осколков, взвился на дыбы и брыкнул задом; подпруга лопнула, Юсуп грохнулся вместе с седлом на землю.

— Господи! — крикнул Батогов; ему показалось, что Юсуп убит. — Этого еще не доставало.

— А, дьявол тебя побери! — кряхтел джигит, поднимаясь на ноги.

В нескольких шагах, в стороне, наездник, в красном халате, громко стонал, силясь выбраться из-под убитой лошади. Серый отбежал и храпел, подняв хвост трубой. Батогов поехал его ловить; Юсуп, хромая и ругаясь, тащил волоком свое седло.

Жалобно гикая, неслась большая конная толпа в объезд на Пеншамбинскую дорогу; Назар-Кул пытался отрезать русским путь к отступлению. В кишлаке, занятом русским отрядом, замечено было особое движение. Повозка, запряженная парой, выехала из-за крайней сакли и остановилась; показалось небольшое стадо коров и баранов; это стадо было окружено пешими, которые, закинув штуцера за плечи, помахивали длинными жердями. Несколько конных выехали на чистое место; дребезжа колесами, выдвинулось орудие, за орудием, врассыпную, десятка четыре в белых рубахах, с мешками на спинах, с цветными значками, воткнутыми в дула ружей.