На дальних берегах

Представление, начавшееся на школьном дворе, состояло из песен, групповых танцев и акробатических номеров. Мы удивились, что некоторые участники этого концерта были совсем младенческого возраста. Оказалось, что при школе работает детский сад, а также подготовительные классы для шестилетних. Маленькие «артисты» исполняли свои номера с подкупающей серьезностью, и зрители, сидевшие на трибуне, приветствовали их с особенной сердечностью и теплотой.

В городе Меймьо мы побывали на тутовой плантации, в ботаническом саду, на шелкоткацкой фабрике. Все это было недавно организовано и только набирало настоящий размах. Но все, с кем нам доводилось встречаться и разговаривать, в один голос выражали полнейшую уверенность в том, что страна идет по правильному, перспективному пути. И в качестве залога своих будущих успехов они всякий раз говорили о братской, бескорыстной помощи народов Советского Союза, которые издалека, через моря и континенты, протягивают освобожденному народу свою дружественную руку. Мне запомнилось страстное, полное душевной силы и благодарности выступление товарища У Хоук, инспектора Министерства культуры и просвещения, запомнились его горячие, идущие из глубины души слова, сказанные на большом приеме, устроенном бирманскими педагогами.

— Наши народы, — сказал он, — несмотря на различие вероисповеданий, несмотря на некоторые разногласия, никогда не возьмут в руки оружия и останутся друзьями навеки.

Начало дня вроде бы не обещало непогоды. По небу гуляли рваные облака, и солнце, поднявшееся над горизонтом на длину копья, светило тускло, без тепла. От влажной, вечно сырой земли исходили испарения.

Не успели мы доехать до аэропорта, небо переменилось самым разительным образом. Огромные грозовые тучи с каким-то зловещим боковым освещением на востоке вдруг заволновались, и на темную, исходившую паром землю хлынул ливень ужасающей силы. Моментально в низинах и других углублениях почвы образовались грязные пенящиеся лужи. По этим лужам, не разбирая дороги, бежали спасающиеся от ливня пассажиры.

Переждав очередной потоп, мы стали садиться в самолет. Омытый аэродром сверкал в лучах проглянувшего солнца. Скоро мы были в воздухе, направляясь в город Моулмейн.

Лететь нам довелось на утлом неказистом самолетике. Видно было, что он изрядно послужил на своем веку и доживал последние дни. Металлические неудобные сидения были истерты до такой степени, что на них боязно садиться.

На своем веку мне пришлось летать много раз. Не могу забыть осторожных полетов во время войны, когда самолет под покровом ночи перебирался через остервенело стреляющую линию фронта. Летать в то время приходилось на чем попало, и все же никогда я не испытывал такой неуверенности, как при полете из Рангуна в Моулмейн. Мне казалось, что летим мы буквально на честном слове, и то, что мы еще не грохнулись на землю, можно объяснить лишь каким-то отчаянным везением.

Самолетик наш то и дело проваливался в глубочайшие воздушные ямы. Причем падение бывало столь затяжное, что начинался угрожающий крен. Но нет, ветхое, скрипящее сооружение, на котором мы летели, выравнивалось, начинало набирать высоту, а набрав, вдруг снова проваливалось. Нас бросало вперед, мы в отчаянии хватались друг за друга и чувствовали, что вся эта воздушная акробатика вынимает из нас душу.

Неожиданно вокруг потемнело, мы словно очутились в глубокой темной яме. Это в довершение ко всему самолет врезался в могучую грозовую тучу.

Не знаю, как мы избежали катастрофических последствий, — кажется, пилот бросил самолетик в затяжное, резкое пике. Отчетливо помню, с какой радостью забились у нас сердца, когда вдруг мрак исчез, засияло солнце и в запотевшие окошки мы увидели близкую зеленую землю, только что политую дождем. Самолет стремительно снижался и скоро приземлился на аэродроме небольшого городка Тотун. Здесь мы передохнули, запросили сводку погоды и затем продолжали путь уже без всяких приключений.

В Моулмейне стояла удушающая пятидесятиградусная жара. Влажность воздуха составляла девяносто пять процентов. Дышать приходилось по существу влажным, горячим паром.

В машине с аэродрома я ехал с сотрудником посольства и нашим неизменным гидом по стране У Эй Маунг. Должен сказать, что, наблюдая нашего гида ежедневно, я пришел к выводу, что это весьма замкнутый, даже угрюмый человек. Говорил он лишь при необходимости и всегда бывал предельно краток. Не помню, чтобы он хоть однажды улыбнулся. Словом, усердный чиновник при исполнении служебных обязанностей.

И вдруг после всех испытаний, выпавших на нашу долю при перелете из Рангуна в Моулмейн, после страхов и опасений, которые мы все пережили одинаково, у господина У Эй Маунг отверзлись уста. Удобно расположившись в машине, непринужденно бросив руки на спинку сиденья, он посматривал на мелькавшие за окном окрестности и, обращаясь к нам с обворожительной улыбкой, говорил: