На дальних берегах. Том первый

Кружка была в руке у Тролля, то есть высоко, так что Куба достал еще одну и нацедив выпивки указал вниз. Стало ясно, почему несмотря на то, что «Икан» был больше «Ежа», готовили ели и спали там в одном помещении — всё ниже палубы было завалено разнообразным хламом. Часть, судя по состоянию, было поднято со дна, часть — найдено на каких-то свалках. Сияя от гордости, Куба включил свет поворотом лампы в светильнике без плафона и обвел эту сокровищницу рукой.

— Ни у кого такого не найдете! Только у меня!

— И то верно… — согласился Слободан, — Такое мы нигде не найдем…

— Вы посмотрите — я дорого не беру.

— Ну это понятно…

Покрутив в руках полусгнившую каску, Слободан положил её на место и вопросительно посмотрел на Браву. Тот пожал плечами и принялся ворошить хлам в поисках чего-нибудь интересного. Тролль с Бьернсоном остались наверху — брезговали.

— А это что? — Брава вытащил круглый медный шлем и покрутил, — От водолазного костюма? Остальное есть?

— Ага! В том же углу и в том же дерьме… — кивнул Куба, — Только это все хуйня! Я в этой ебыни пробовал нырять — чуть не задохся нахуй!

— Странно… Может помпа не работает?

— Какая еще, нахуй, «помпа»?

Перевернув шлем, Брава увидел, что отверстия, куда должны подключатся шланги, забиты пробками и понимающе кивнул.

— Дело в том, что тут должна быть еще помпа.

— Если ты про ту ебынь которая «уф-уф» делает, то она тоже там. Но она нахуй не нужна.

— Кто вам такое сказал?

— Муг сказал! Он ныряльщиком был! Он шарит!

Куба высунулся наверх и, набрав побольше воздуха, заорал: «Муг! Пьянь черножопая! Тут по твою хуйню ебалаи приползли», снова получил по башке и ссыпался вниз. Куча тряпья, которая служила команде «Икана» постелью, зашевелилась. С неё сполз тощий, черный как головешка паренек, первым делом добравшись до бочонка и приложившись к содержимому. После чего продрал глаза, увидел Тролля и Бьернсона и в ужасе заорал.

— Да харе блажить ебанутый… — Куба снова взобрался по лестнице, — Они люди… Вроде…

— Ты уверен? — Муг опасливо покосился на гостей, — Больно дохера уродливые…

— Да мне тут вас всех, что-ли, пиздить?! — поинтересовался Бьернсон замахиваясь.

— Ебать! Оно еще и разговаривает!

Муг как кузнечик скакнул в сторону и спрятался за Кубу, выпучив глаза рассматривая такую диковинку.

— Ну да… — понимая, что Бьернсон как нехер делать снесет обоих, Куба попятился, — Этот разговаривает. Второй нет — не слышал пока… А что, уродливые — так ты тоже нихуя не прынц.

— Ну так-то да… Но вдруг заразно?

— Что тебе, блять, заразно?

— Ну вот это… С волосами…

Бьернсон, скосив глаза, посмотрел на свою пшеничного цвета бороду, потом на прическу Муга.

— Ты, сука, на себе посмотри, уебище. У тебя самого че на башке? Говно из мозгов лезет?

— Это дреды!

— Хуеды! Еще раз от вас двоих хуйню про меня услышу — одного другому в жопу засуну! Верите что смогу?

— Да ебать ты шуток не понимаешь… — судя по лицу, Куба поверил, — Ладно — замяли. Муг — пиздуй вниз. Там про ебынь водолазную спрашивали. А мы еще выпьем, а то эти ебланы напряженные какие-то…

— Да ты издеваешься…

Бьернсон хотел в очередной раз прописать Кубе в репу, но Тролль его остановил, жестами и мимкой показав, что это бесполезно. Тем временем Муг спустился вниз и принялся помогать Слободану и Браве откапывать водолазное снаряжение, попутно рассказывая, откуда оно тут взялось и вообще. В водолазных костюмах Муг, как и предполагалось, не понимал нихера и искренне думал, что шланги нужны чтобы переговариваться с находящимся под водой, зато рассказал немало интересного про катер и них с Кубой.

Когда-то давно «Икан» был рыболовным судном. После войны начался жемчужный бум и хозяева сделали из него водолазную базу. Тогда же на борту появился Муг. Раб и сын раба, он с плохо понятной Браве и Слободану гордостью похвастал, что хозяева отдали за него пять миллионов исладоров потому, что лучшего ныряльщика на рынке не было. Правда, за отдаваемое по дешевке с армейских складов водолазное снаряжение, они заплатили шесть…

А Куба был пьянью. И солдатом колониальной гвардии — одно другому не мешало. Он пил, дрался и попадал в кутузку. Он пил, слал нахуй командиров и попадал в кутузку. Он не терял семью, не терпел лишений, не мучался тяжелыми воспоминаниями после гибели боевых друзей — просто ему нравилось пить и слать всех нахуй. Слободан специально уточнял.

А потом началась война и, по законам военного времени, за то, за что раньше давали месяц отсидки, Куба получил расстрел. Перед казнью его помиловали, заменив расстрел на каторгу, и он, вместо того чтобы воевать, махал кайлом строя укрепления. Но тех нескольких минут с завязанными глазами перед расстрельной командой ему хватило, чтобы потерять остатки самоуважения и после войны начать пикировать на самое дно бутылки и жизни, довольно скоро сделавшись почти таким же рабом как и Муг. Хозяева «Икана» заставляли его отрабатывать долги, выполняя всякую грязную работу и расплачиваясь дешевой выпивкой.