На день погребения моего (ЛП)

  —  Всё нормально,   —  обнадежил верблюда старый бойскаут Линдси,   — это здесь обычное дело, об этом сообщал еще Марко Поло, лично я сталкивался с чем-то таким также на Крайнем Севере, да, много раз.

   Громче, словно отвечая на всё более назойливые вопросы:

  —   Простое Вознесение Песка, отсутствие света, слух обостряется, энергия перераспределяется в органах чувств...

    — ЛИНДСИЛиндсиЛиндсилиндси...

Верблюд оглянулся на него и долго вращал глазами, что при прочих равных условиях должно было выражать скептицизм.

  — Ты должен покинуть этот путь, с которого тебе велели не сходить ни на шаг, иди к нам, за эту дюну...

  — Я подожду здесь,   — ответил воздухоплаватель настолько чопорно, насколько позволяла ситуация.   —  Если вы выйдете ко мне.

    —  Здесь много жен,   — звали голоса.   —  Не забывай, это Пустыня...

    —  С ее широко известным влиянием на психику...

     — ...которое зачастую можно устранить с помощью многоженства.

    —  Хехе...

  —  Жены в цвету, призрачные поля, полные жен, Линдси, это Большой Базар Жен на Мировом Острове...

И не только шипящие слова, но еще и мелодичные звуки, поцелуи, посасывание вперемешку с непрерывным трением песка под копытами верблюда. Непонятное местное оскорбление, направленное на него? Или это они хотят приманить верблюда?

Так звезда за звездой взбиралась в свой зенит, а потом спускалась вниз, а верблюд шел своим путем, шаг за шагом, и всё вокруг было пронизано ожиданием...

 На рассвете откуда-то сверху появился кратковременный ветер. Линдси узнал запах расцветшего дикого тополя «Евфрат». Настоящий оазис где-то рядом ждал всю ночь его приезда, после утренней передислокации он нашел остальных членов экипажа, валявшихся без дела, наслаждаясь воздействием воды с каким-то странным вкусом, но на самом деле вовсе не ядовитой,   —  вообще, она пользовалась популярностью среди многочисленных путников, которые о ней знали, это был арык или гашиш   —  куратор перехода между мирами.

Линдси лишь покивал головой при виде открывшейся его взору живописной сцены химической оргии. Одно ужасное мгновение он был уверен, без каких-либо разумных причин, что никто из этих людей не является членом его экипажа, скорее, это был призрачный Отряд из какой-то Кельи, которую он никогда не хотел бы посещать, они хотят причинить ему вред, скрупулезно и затейливо замаскировавшись под «Друзей Удачи».

 Но потом Дерби Сосунок заметил его, и это минутное замешательство прошло.

  —  Еее, вы только взгляните, кто пришел. Эй, Чокнутый! Когда тебя выпустили из больнички? Я думал, тебя закроют там навсегда.

Успокоившись, Линдси ограничил свой ответ состоящей из семнадцати слогов универсальной угрозой физического насилия, даже не упомянув мать Сосунка.

  —  А теперь настроим Специальные Детали Пустыни... Задраить люки по всей длине судна...Экипаж готовится к погружению...

Всюду ощущалось волнение, характерное для путешествий под песком, экипаж судна деловито бегал туда-сюда в тусклом освещении подпустынного фрегата «Саксаул». Песочные буры с бриллиантовым острием раскручивались до крейсерской скорости, почти без трения входя в пески Внутренней Азии, после чего в дело дружно вступали крылья управления, увеличивая угол проникновения. Те, кто мог наблюдать за ними с ближайшей дюны, вероятно, испытали суеверный ужас, поскольку судно, осуществив неторопливое погружение в неосвещенный мир, в конце концов исчезло под песком, лишь эфемерный пылевой вихрь остался там, где ушла под песок корма.

 Достигнув стандартной рабочей глубины погружения, судно выровнялось и перешло на крейсерскую скорость. Внизу в машинно-котельных отделениях Бригада Вязкости начала по очереди переводить в рабочий режим переключатели, передававшие главному двигателю судна сигналы так называемых Трансформаторов Эта/Ню, из-за чего смотровые окна на капитанском мостике задрожали, как барабанные перепонки, последовательность цветов на полированных поверхностях и вид из окна начали проясняться в равной мере.

   —  Теперь зажгите все крейсерские огни,   —  приказал капитан Тоудфлекс.

Катодные нити фар-прожекторов накалились до надлежащей температуры эксплуатации и длины волны, видимость под дюнами сначала была размыта, но вскоре ее отрегулировали, и мир вокруг заиграл яркими красками.

 Он настолько же мало напоминал мир на поверхности пустыни, насколько глубины океана напоминали его поверхность. Здесь роились огромные стаи жуков, словно с любопытством, переливались в лучах прожектора, но были слишком далеко, чтобы рассмотреть их в подробностях, в некоторых случаях действительно очень далеко за размытыми пределами видимости, темные очертания следовали за судном, то и дело ослепляя вспышками, яркими, как обнаженная сталь. Вскоре, в соответствии с картами   —  они скорее почувствовали, чем увидели   — по правому и левому борту возникла зубчатая горная цепь, известная старым волкам пустыни как Блаватская пучин.