На день погребения моего (ЛП)

— Конечно-конечно, но кроме того я... «влюблен», — он произнес это, как иностранную идиому, которую ему пришлось подсмотреть в разговорнике, — в нее. Разве я сам себе противоречу? Прекрасно, я сам себе противоречу.

— Это всё очень весело, если ты — божественный Уолт, которому мир позволяет немного больше антиномий (меня это не удивило бы), чем удручающе прозаичному тебе. Как именно ты планируешь, говоря физически, выразить свое желание? Если, конечно, не собираешься, о боже, стать одним из ее маленьких гертонских воздыхателей, млеющих европеоидов в костюмах для игры в крикет?

— Я поверил тебе глубочайшие тайны своего сердца, Кэпшеф, я заслужил чертово полнокалиберное «ура».

— И это после всего того, что мы для тебя сделали. Можешь воспользоваться моим носовым платком, если...

— Наверное, не буду, после того, для чего ты его использовал, Кэпшеф, спасибо.

—Хороший мальчик, помни, что всё всегда может быть хуже, ты мог кончить, как старина Крейк, как оказалось, отличавшийся не очень мудрыми вкусами, хм, вот так, — пытаясь проскользнуть к выходу.

  — Вкусами...?

— Ну, я думал, ты знаешь, все остальные знают. Вот мое упущение, вероятно...

  — Кэпшеф?

  Вздох.

 — Шетландские острова... В смысле, одни...ну, на самом деле, шетландские пони.

  D'accord?Доволен? Теперь ты в курсе.

 — Крейк и...

—  О, ну с женщинами тоже, кажется.

— Не пользуется ли эта порода определенной ...репутацией порочности?

— Да, тебя бы такое тоже огорчило, — вставил Рэтти Макхью. Мечтать о внимании со стороны Араба или Чистокровного, а вместо этого получить старину Крейка? Действительно.

  — Он всё еще...здесь в Кембридже?

— Уехал на север со своим партнером, там небольшая приятная ферма, кажется, столетиями принадлежавшая их семье, на Материке возле Мавис Гринд... оба они довольно регулярно пишут в ортопедические журналы... конечно, много денег тратят на адвокатов, даже если представить, что им удастся найти регистратора, который хотя бы теоретически мог узаконить их брак, это будет не дешево, вот к чему я клоню.

  — Он хочет...жениться?

— Ну, это выглядит странно, наверное... если не встретить Димфну и не понять, насколько очаровательной, по крайней мере, большую часть времени, она может...

— Прости, Кэпшеф, типично ли это всё для того вида симпатии, на который я могу здесь рассчитывать?

— Безусловно. Послушай меня, Кипс. За то недолгое время, пока эта Хафкорт здесь, она разбила уже гору сердец. Оптимальная для тебя стратегия, если в ближайшее время ты будешь здесь — благоразумное преследование, которое потребует всего твоего внимания, как, скажем, академическое исследование. Для начала можно заглянуть в Фукидида.

—  Нет смысла. Что-то там обязательно напомнит мне о Ней.

  Кэпшеф поднял руки и покинул комнату, бормоча:

— Послушай, Макхью, зачем ты носишь этот отвратительный оттенок гелиотропа?

  Тем временем ...

 — Слште, двочки, это Пин-кии!

— Првет, Пин-кии!

  — Слште, мы идем на прроду, на Трпу Жмолости, идм с нами!

 —  Да, идем, Пин-кии!

—  Скажи нам, Пинки, ты — хороший математик?

 —  Или непослушный?

Лорелея, Ноэллин и Фауна — все блондинки, конечно, в ту эпоху в Ньюнхеме и Гертоне белокурость превратилась из простого вопроса пигментации в полноценную идеологию. Также было важно гулять без шляп, и чтобы вас фотографировали как можно чаще с помощью любых предложенных технологий.

—Вы — девушки с высоким Коэффициентом Альбедо, — наставляли их, —девушки серебряной тьмы на негативе, золотой яркости печати...

Белокурость этого места угрожающе волновала разум Яшмин. Любительница поэтических сравнений назвала ее «темной скалой на нашем северном берегу, на которую снова и снова равнодушно несет девушек, потерявших надежду блондинок в белых вуалях».

  —Я столь...

  — Не можешь подобрать слово, Пинки? Попробуй «жестока».

  — Попробуй «самовлюбленна».

 — Попробуй «безжалостна», sans merci.

— Испытываешь общее терпение, — пробормотали Нэвилл и Найджел, которые, хоть и не шпионили, так уж получилось, подслушали разговор.

Киприана захватывали в плен глаза, но лишь те, которые смотрели в сторону, с равнодушием или активным отвращением. Было недостаточно, чтобы она отвела взгляд. После этого она должна была направить его на другие предметы. Это заставляло его млеть в экстазе. Это захватывало его мысли на весь день, а иногда — и на половину следующего. Какие чувства она не испытывала бы, это точно было не увлечение, но вот они уже болтают, обычно — по дороге с одного университетского занятия на другое.

 —Слушай, Пинки, ну действительно...

— Разве ты не видишь, как я ненавижу это прозвище? Я начну принимать тебя за одну из этих глупых девиц.

Он посмотрел на нее взглядом, в котором можно было увидеть плохо скрываемую надежду. По крайней мере, она не смеялась, но, как потом казалось Киприану, несколько холодно улыбнулась.

— Ты воскуряешь фимиам не на том алтаре, — прошептала она, зная о воздействии на него своего шепота. —Вы все — идиоты.

Он ни за что бы не поверил, что голос какой-то девушки, просто говорящий что-то голос, может вызвать эрекцию. Но это, бесспорно, была она.

—  О боже...