На день погребения моего (ЛП)

 — Кроме того, это — хороший аргумент в пользу существования Ада, — добавил Герхардт, — первородная плазма ненависти и наказания в центре Земли, принимающая различные формы, проецируясь всё ближе к поверхности. Здесь, под Альпами, так уж случилось, это стало видимым в форме Тацельвурма.

 — Удобно воображать, что это — внешнее и явное проявление чего-то еще, — хмыкнул один из австрийцев, пыхтя окурком сигары. — Но иногда Тацельвурм — это просто Тацельвурм.

— Действительно муторно, — с содроганием сказал Фульвио, — когда ты видишь его, оно поднимает глаза и видит, что ты на него смотришь. Иногда оно убегает, а если нет — готовься к нападению. Помогает не смотреть в его лицо слишком долго. Даже во тьме ты узнаешь, где оно, потому что оно будет кричать, высокий свистящий крик, похожий на то, когда зимний холод крадется, чтобы поселиться в твоих костях.

 — После единственного с ним столкновения, — согласился Герхардт, — это останется с тобой навсегда. Вот почему я верю, что они посланы нам, особенно — некоторым из нас, с определенной целью.

   — С какой целью? — спросил Риф.

  — Сказать нам, что мы не должны этого делать.

  — Рыть тоннель?

  — Прокладывать железные дороги.

— Но не мы их прокладываем, — напомнил Риф. — Их прокладывают люди, которые нам платят. Они когда-нибудь видели Тацельвурма?

  — Он является им во сне.

  — И он похож на нас, — добавил Флако.

Рифу следовало бы знать, что будет, когда начнет дуть фен. Закаленные ветераны разливов горячей воды, взрывов и обвалов галерей вдруг стали апатичными и слабыми из-за атаки этого теплого, сухого и безжалостного ветра, им с трудом удавалось поднять жестяную кружку, что уж говорить о дрели. Полагали, что фен идет из Сахары, как сирокко, но этот вопрос оставался предметом нескончаемых споров. Ветер был живым. Разговоры о динамической компрессии и адиабатических градиентах значили меньше, чем уверенность в осознанности его намерений.

Уже несколько лет находившийся в процессе разработки тоннель был привычной остановкой для праздных бальнеоманьяков эпохи, ездивших с одного спа-курорта на другой, по всей Европе и за ее пределы, любителей минеральных вод, искателей соединений элементов еще даже не открытых, по слухам, некоторые из этих элементов были источниками терапевтических лучей, которым еще не присвоили буквы какого-либо алфавита, но они уже были известны и обсуждались знатоками спа от Баден-Бадена до Уогга-Уогга.

Однажды появилась группа таких посетителей, примерно полдюжины человек, пробрались сквозь облака Моазаготль и прочее. Все — более или менее апатичны из-за ветра. И вдруг:

— О, взгляните на этих забавных маленьких человечков с большими усищами — бегают туда-сюда в исподнем и устанавливают динамит, это просто невероятно смешно!

Риф ужаснулся, узнав голос Руперты Чирпингдон-Гройн. Японский городовой, как далеко и как быстро ему пришлось бежать, прежде чем он снова увидел, где раки зимуют, и совершил те же самые ошибки, без сомнений, мера за меру? Конец всё ближе, знакомое старое чувство трепета поднимается от члена к мозгу, он осторожно посмотрел на нее.

Черт возьми. Соблазнительна, как всегда, возможно, даже больше, а что касается уровня дохода — этого ледяного мерцания в подземных сумерках, кажется, было действительно достаточно, и он готов был поспорить, что ее наряд тоже прямиком из Парижа. Двое других бурильщиков стояли, разинув рты, не в силах их закрыть, ласкали себя без стыда. Эта галантность какое-то время взывала к ее вниманию, потом, в конце концов, она посмотрела вверх и узнала Рифа.

— Что, снова ты. А ты почему не поглаживаешь свой, я стала столь непривлекательна?

 — Должно быть, забыл, что с ним делать, — улыбнулся Риф, — жду, пока ты мне напомнишь.

— После Нового Орлеана я не уверена, нужно ли мне вообще с тобой разговаривать.

Молодой итальянский джентльмен студенческого возраста в охотничьем костюме, модифицированном для лазанья по горам, подкрался к ней:

— Macchè, gioia mia, не надо, радость моя, какие-то сложности с этим троглодитом?

— Càlmati, не беспокойся, Родольфо, — Руперта сжала ручку модного альпенштока из черного дерева со степенью раздражения, достаточной для того, чтобы ее спутник заметил это и получил предупреждение. — Tutto va bene. Un amico di pochi anni fa, всё в порядке, это старый друг.

Юноша, бросив на Рифа отрывистый злобный взгляд, отошел и притворился, что его продолжает интересовать гидравлическое бурение.

 — Приятно видеть, что ты придерживаешься своих стандартов, — кивнул Риф. — Не выбираешь деклассированные элементы или что-то в этом роде.

— Мы пробудем в Домодоссоле одну-две ночи. «Отель де ля Виль э Пост», уверена, что ты его знаешь.