На день погребения моего (ЛП)

Она развлекалась тем, что ждала, пока Родольфо уснет, потом надевала платье из чистейшей пурпурной целлюлозы, заматывалась в украшения из искусственного янтаря и присоединялась к девушкам, слонявшимся к концу тоннеля, часто поздней ночью она оказывалась на четвереньках на Голгофском Холме, в нее проникала небольшая очередь тоннельных рук, часто — по две сразу, ее проклинали на неизвестных языках, кажется, она просто жаждала поведать Рифу о первой выпавшей на ее долю удаче.

 — Большие, грубые от работы руки, — бормотала она, — мнут меня, царапают, а я всегда пытаюсь сохранять мягкость и гладкость кожи, вот, потрогай здесь...помнишь...

 Риф, всегда знавший, что ей нужно — в конце концов, когда дело доходило до совокупления, Руперта было не очень сложным человеком, это было одно из ее главных преимуществ, если действительно хотите знать — был обязан овладевать ею с заботливой грубостью, вдавливая ее лицо в подушки и разрывая на ней довольно дорогое белье, и, несмотря на присутствие юного Родольфо в соседней комнате, они домкратом пробивали свой путь к взаимному взрыву, запоминающемуся только до следующего раза, который должен вскоре наступить.

Но переломный момент настал во время одного из длинных посткоитальных монологов, которые Руперта почему-то считала необходимым произносить, а Риф считал, что они оказывают расслабляющее действие. Он почти уже был готов уснуть, как вдруг имя Скарсдейла Вайба прозвучало в потоке пустой болтовни, и он потянулся за новой сигаретой.

  — Знакомое имя.

— Еще бы. Один из ваших американских небожителей.

— И он сейчас здесь?

— Tesoro, золотце, рано или поздно все оказываются здесь. Этот Вайб скупает образцы ренессансного искусства с поспешностью, не подобающей даже американцу. По слухам, его следующая цель — Венеция. Пожалуй, он купит еще и ее. Он твой друг? Представить такое сложно, но скоро мы будем в Венеции, возможно, ты нас познакомишь.

 — Не знал, что я приглашен.

Она посмотрела на него, и, возможно, в качестве официального приглашения потянулась к его члену.

Филип был бывшим питомцем печально известной детской тюрьмы под названием «Пти-Рокетт» и рано научился оценивать пространства учреждений. Особенно он был лаком до соборов, ему нравилось думать об этой горе как о трансцендентальном здании, где тоннели — это апсиды.

 — То, что в соборе выглядит твердым, никогда таковым не является. Стены полые внутри. В колоннах — винтовые лестницы. Эта вроде бы твердая гора — на самом деле скопление горячих источников, пещер, расселин, галерей, одно потайное место за другим, и Тацельвурмы всё это досконально знают. Они — жрецы своей собственной темной религии...

   Его прервал крик.

— Ndih 'më, помогите! — крик раздавался из маленькой боковой галереи. — Nxito, скорее!

Риф вбежал в запах свежеспиленной сосновой древесины креплений и увидел Тацельвурма — он оказался намного больше, чем можно было бы предполагать, склонился над Рамисом. Существо устрашало своих жертв взглядом, гипнотизировало их, чтобы они смирились со своей судьбой, и это, кажется, сработало с албанцем.

  — Эй, Братан! — крикнул Риф.

Тацельвурм повернул голову и внимательно посмотрел на него. «Я тебя увидел, — говорил его взгляд, — ты — следующий в моем списке». Риф оглянулся по сторонам в поисках какого-нибудь предмета, которым можно было бы его ударить. Бурильное сверло в его руках было слишком коротким, ближайшие отбойные молотки и лопаты находились недостаточно близко, похоже, он мог дотянуться только к ближайшему участку, где лежал домкрат. К тому времени, как это понял, со светом начало твориться что-то странное — тени появлялись там, где их быть не должно, и Тацельвурм исчез.

Рамис работал в белье, на его ноге был длинный изрядно кровоточивший порез.

 — Лучше пойти в лазарет, — сказал Риф, — пусть там посмотрят. Ты можешь идти?

  — Думаю, да.

   Появился Филип и еще несколько человек.

— Я скоро к вам вернусь, — сказал Риф, — просто хочу удостовериться, что оно ушло.

 — Вот, — Филип бросил ему восьмизарядный пистолет Манлихера, судя по весу, с полной обоймой. Он осторожно вошел в царство теней.

  — Привет, Риф.

Кажется, это выскочило из скалы — конденсированная кинетическая клякса смертоносных мускулов и когтей, при том визжащая.

 — Ёшкин кот.

Когда Тацельвурм находился примерно на расстоянии фута, Риф успел нажать на курок и выстрелить, после чего существо взорвалось огромным зеленым смрадным облаком крови и тканей. Он выстрелил еще раз, просто из принципа.

 — Зеленая кровь? — спросил Риф позже, после затяжного ливня.

  — Мы забыли тебе об этом сказать? — спросил Филип.

  — Оно произнесло мое имя.

  — Ah, bien sûr, ну конечно.

  — Я это слышал, Филип.

 — Ты спас мне жизнь, — заявил Рамис, — и, хотя мы оба предпочли бы забыть всю эту историю, теперь я обязан когда-то как-то тебе отплатить. Албанцы никогда не забывают.

 — Я думал, это слоны помнят всё.